В принципе, всегда можно было пополнить запасы – например, сделать как все нормальные люди и попробовать поработать, но Омлетте́ чувствовал, что не выдержит такого тяжкого труда. Хотя по-настоящему физически тяжелым трудом в Хрусталии никто и не занимался.
А посему бывший муж Крокодилы провел последний час в долгих раздумьях, которые тянулись нугой, а потом разрывались, лопались, и приходилось начинать все сначала.
Тяжело вздохнув и открыв было рот, чтобы сказать что-то голему, Омлетте́ передумал – снова тупо уставился в кошелек, почесывая здоровенные пушистые бакены и не менее пушистую прическу-гриву.
У него не осталось практически ничего, кроме небольшого количества денег, небольшого количества смекали, и не менее небольшого количества знакомых.
А потому, как бы Омлетте́ не хотелось, он все-таки решился взяться за дело собственноручно – хоть и не полностью, а наполовину. Не хватало кроме драгоценных денежек потерять еще и себя самого. Да и вообще, его статусу не соответствует занятие такими делами
Только вот господин Омлетте́ совсем позабыл, что этот его «статус» пылился где-то на антресолях, забытый всеми, кроме него самого и, может быть, личного голема.
Который, как оказалось, все-таки сможет принести пользу впервые за все эти годы.
Глиццерин всегда бубнил себе под нос, когда работал – так было проще ориентироваться, соображать и понимать, что ты делаешь так, а что – не так. А еще, когда работа воспринимается практически как жена, бубнеж под нос создает некую атмосферу уединенности, близости со своей любовью и второй половинкой.
В случае Пшикса – с работой, конечно же.
Сейчас, в темноте сценического подвала, освещаемой лишь мерцающей желтым магической лампой, звучала мелодия из бубнежа Глиццерина – такое себе удовольствие для любителей музыки. Но здесь, в пиротехническом раю, Пшикс был сам себе хозяин, сам себе режиссер, сам себе начальник (пока не начинал орать Увертюр) и, в принципе, был сам себе сам
– Так, это сюда, это немного подкрутить, здесь слегка ослабить, а еще свидание через несколько часов и… – тут Глиццерин осекся и сам удивился словам, сказанным словно бы машинально. Пшикс понимал, что должен был пробубнить под нос не это – но случилось именно так.
Пиротехник отмахнулся, продолжив.
– Так, тут кончается краситель, здесь вроде бы все в порядке, здесь… здесь мне что-то не нравится, надо что ли закончить работать пораньше и подготовиться, и может цветов
Глиццерин снова осекся. Когда любовь горячей смолой влили в голову, тяжело сосредоточиться на работе – даже при том уровне страсти к ней, которую испытывал Пшикс. Тогда, получается, если работа – это любовь, то Октава – любовница? Или наоборот – работа стала любовницей?
