– Ты уволен, – роза не задумавшись уколола садовника.
– Что?
– Ты уволен, чего непонятного?
– Но за что? Я же даже…
– О, будто я не знаю, что ты собирался сказать! – рыжие волосы и бакенбарды Увертюра вспыхнули. – Господин Увертюр, дело в том, что из-за меня все провалилось, и спектакля не будет!
– Я собирался сказать, что мы договорились, и что мадам Крокодила оплачивает все расходы…
Ментальную вилку главного режиссера резко выдернули из розетки, и он на несколько мгновений отключился от бытия.
– Нет, ты не уволен.
– Спасибо. Но дело в том, что… в общем, спектакль состоится не в театре, а в доме Крокодилы. Она сама об этом попросила. Хотя, скорее, больше об этом просил господин Чернокниг, но не столь важно.
Где-те глубоко внутри Глиццерин подумал, что, возможно, это на самом деле очень важно – но рассуждения на эту тему он оставил на потом.
– Тогда это абсолютно новый виток в истории нашего театра! – Увертюр обхватил пиротехника за плечи. – Спектакли с выездом на дом!
– Да, только нужно будет перетащить и настроить всю технику…
– Таскать тебя никто ничего не заставит, расслабься. А вот настройка – исключительно на тебе. И только попробуй что-то забыть, как на вчерашнем спектакле – я тебя может быть и не уволю насовсем, но не повышу точно. Скорее даже понижу до минимума.
Увертюр демонстративно опустил вниз ладонь и улыбнулся улыбкой самого щедрого в мире человека – правда, щедрость его была весьма специфична, но этот вопрос мы опустим. Была – уже хорошо.
– Так что дерзай, – он хлопнул Пшикса по спине так, как обычно бьют по технике, чтобы та волшебным образом заработала.
Глиццерин расслабился и, минув пару театральных коридоров-лабиринтов, добрел до сцены – душа тут же наполнилось приятным ощущением предстоящей работы.
К тому же, надежда умирает последней, и даже Увертюр, наступивший ей на горло, не смог извести ее полностью. Пшикс верил – если все пройдет хорошо, возможно, его все-таки повысят, и он сможет заниматься любимым делом еще больше, при этом – с практически полностью развязанными руками.
Опять же, возможно
Возможно, вообще, очень важное слово – если ставишь все, что может произойти, под сомнение, то сильно радуешься, когда это происходит, и не так расстраиваешься, если этого не происходит – ну, или наоборот, тут все зависит от ситуации. Возможной и свершившейся пытке на гвоздях радуются только мазохисты.
Глиццерин не считал себя таковым ни коим образом, но на самом деле был самым настоящим мазохистом, даже каким-то маньяком, только от мира работы – он так включался в дело, что обычно забывал обо всем остальном. Если бы все маньяки так же выбирали предметом своей пассии любимую работу – допустим, пропалывали бы цветочки, – мир стал бы куда более лучезарным местом.
