День тянулся мучительно долго. Завтрак, обед и даже ужин проходили в унылой тревожной обстановке. Падре Бенито пытался ободрить и успокоить донью Каталину, но это выходило плохо. Чем чаще заходил разговор о поездке, тем бледнее становилась маркиза. Она умоляюще смотрела то на мужа, то на сына. Стараясь держать себя в руках, она, тем не менее, постоянно тяжело вздыхала и всхлипывала.
Ужин уже подходил к концу, когда дворецкий доложил о визите дона Дельгадо. Почти сразу за этим, в дверях показался смущенный дон Эстебан. Его тут же усадили за стол.
– Простите мою навязчивость, дон Хосе. Я не должен был являться к Вам без приглашения, и не в таком виде. Но когда Вы узнаете причину, по которой я так спешил, то, возможно, Вы извините меня.
– Что случилось, дорогой Эстебан? Не надо извиняться. Двери моего дома всегда открыты для всех моих родственников. Расскажите, что привело вас в такое возбуждение. Возможно, я смогу вам помочь в вашей беде. – дон Хосе мягко и дружелюбно попытался успокоить племянника.
– Хорошо. Я постараюсь рассказать все по – порядку. Тогда станут понятны мои мотивы и поступки. И, возможно, вы не станете сильно презирать меня. Впрочем, это сейчас не так важно.
– Мы внимательно слушаем вас, Эстебан.
– Для вас, дон Хосе, не секрет, что я, как бы это сказать, помолвлен с моей кузиной, Исабель Герреро. Не стану скрывать, что эта помолвка произошла так быстро, что я не успел как следует узнать характер своей будущей жены. А когда чуть – чуть узнал, то понял, что не готов всю жизнь провести в жерле огнедышащего вулкана. Вы можете презирать меня за это. Но моя жизнь мне как-то дороже, чем мнение света или родственников. За это, не столь долгое время, я все же уразумел, что Исабель не терпит отказов, что ее аппетиты не соизмеримы с моими возможностями, что любой другой, имеющий больший доход, чем у меня, для нее предпочтительнее, чем я. Тогда я решил исчезнуть из ее жизни. Это не простая трусость или расчет. Это мое глубоко обдуманное решение. Короче, три дня тому назад, я тихонечко сел на свою лошадь и отправился в Кадис, с намерением отбыть во Францию, где у меня есть небольшое поместье. Там я собирался поселиться на ближайшие лет десять.
При этих словах, все заулыбались, прекрасно понимая мотив и замысел дона Эстебана. Он же, видя, что никто не спешит порицать его решение, приободрившись, продолжил:
– Я уже проехал почти сутки, оставалось еще дня три – четыре, если ехать неспешно. Я, впрочем, никуда и не спешил. Так вот, на этот раз я остановился в придорожном трактире, намереваясь основательно подкрепиться, отдохнуть самому и дать отдохнуть своей лошади. Я занял небольшой стол в углу обеденного зала. Там довольно большой обеденный зал, столов так восемь или десять. По центру небольшая площадка, на которой танцевала и пела молоденькая цыганка. Страшненькая как обезьянка, но такая юркая и языкастая, что все поневоле таращились на нее. Я сначала тоже слушал ее песни и даже дал ей эскудильо, но вскоре мне это надоело и я, закрыв лицо своей шляпой, сделал вид, что уснул. Я действительно задремал, но проснулся от какого-то шума. Через два стола от меня разместилась компания из шести человек – пятерых мужчин и одной женщины. Мой сон слетел с меня мгновенно. Этой женщиной оказалась Лаура. Ее ведь невозможно спутать ни с кем. Она была в полубессознательном состоянии. Эти бандиты. Я точно уверен, что они бандиты, пытались накормить ее и напоить. Она качалась из стороны в сторону. Глаза у нее были полузакрыты. При этом она пыталась увернуться от подносимого питья. Эти скоты грубо хватали ее за волосы, за шею, поворачивая ей голову. При этом произнося такие мерзкие фразы, что даже у меня поневоле сжимались кулаки. Я понимаю, что поступил как последний трус, не вступившись за сеньориту. Но я бы все равно ничего не смог поделать. Их было пятеро, а я даже не умею толком владеть шпагой. Я себя чувствовал, как жирный боров, не способный ни к чему. Я искал возможность как-нибудь привлечь внимание других путников. Но все, кто видел эту компанию, как-то быстро расплатились и ушли. В пустом зале остались только эти бандиты с Лаурой, маленькая цыганка и я. Пока я терзался от своей беспомощности, в обеденный зал ворвался монах огромного роста. Он прямиком направился к их столу и закричал:
