– Ах, вот где вы, дьявольские отродья! Сейчас же, немедленно освободите сеньориту Лауру! Иначе я вас всех уничтожу!
Он сделал еще пару шагов и рухнул как подкошенный. Один из бандитов ударил его чем-то по голове, да так сильно, что из раны потекла кровь. Другой хотел добить монаха, но третий, по всей вероятности, самый главный у них, сказал грозно:
– Нет! Свяжите его и бросьте в повозку! Мы не можем оставлять после себя следы. Нас не должны найти до поры.
Двое других принесли длинную веревку и связали монаха как сноп, и вынесли прочь. А тот, главный, расхохотался:
– Вот так славно! Густаво Пенья! Это он помог сбежать Марко и Лауре из – под носа дона Алонсо! Теперь у него есть возможность поквитаться с обидчиком. Мы ему в этом поможем. Еще и заработаем на этом деле. Перевяжите монаху голову, чтобы не сдох по дороге. И в путь.
– Слушай, Сантос, а что нам делать с девчонкой? Она же все видела и слышала. Надо ее грохнуть.
– Нет. Не надо. – Сантос поманил к себе цыганку – Эй, ты! Иди сюда. Ты умеешь ухаживать за сеньоритами? Кормить, переодевать и всякое такое?
– Умею. А что?
–тогда ты поедешь с нами. Видишь, мы не можем покормить эту сеньориту. А ты можешь. Приступай.
– Ишь ты какой! Так я тебе и подчинилась! Сначала скажи, сколько ты мне заплатишь, если я соглашусь. А потом я подумаю, ехать мне с вами или нет.
Сантос захохотал:
– Ну, ты, нахалка! Да я тебя сейчас убью. И твоя песенка спета.
– Не получится! – в руках у цыганки оказался пистолет. И она спокойно навела его на Сантоса, потом перевела на верзилу: – Предупреждаю, стреляю я хорошо. И смогу убить любого из вас, кто сделает хоть шаг ко мне. Не верите? Попробуйте!
Желающих как-то не нашлось. Тогда Сантос опять зло засмеялся:
– Слушай, ты мне нравишься. Давай договоримся. Сколько ты хочешь?
– Я хочу все украшения с твоей куклы.
– Идет. На Тенерифе получишь все: и платье, и украшения. Годится?
– Годится. Отвали от нее. Я сама с ней поговорю и все сделаю.
Сантос отошел от Лауры. Цыганка направилась к сеньорите. Когда она проходила мимо бандитов, один протянул к ней руки и тут же отдернул, сквернословя и прикладывая грязную тряпку к ране на руке. В руке у цыганки блеснул стилет.
– Я вас уже предупреждала, что первый, кто попробует до меня дотронуться, жестоко пожалеет.
– Слушай, нас тут пятеро. И ты не боишься? – Сантос откровенно пялился на эту обезьяну.
– Мне все равно. Даже если вы меня убьете, двоих – троих я успею грохнуть – она не красовалась, а сообщала так, как будто только этим и занималась каждый день.
