Тень ивы - Александр Николаевич Курмузаков

Тень

ивы

Роман

The part of life we’ll compose for a person is far more interesting than the one we know. This revelation has come to me from a great love of my youth, Coney J. Like all of us, the volunteers of the Society, she was not a rich person. But when I came to visit her in Vancouver, where she lives, for the first time, she rented me a hotel room. She said it was her aunt’s free-ownership. She hadn’t got not any aunt! The room was nice – she paid $ 400 a night for it, I asked: why? I could live at your place. She said: then, nothing would be left of me. You will know every single thing. Note: not “I will be entirely opened”, but “I’ll disappear”.

(Из письма Алексея Боровицына (лицо без гражданства)

Кристин Бэрлоу, cмотрителю Международного Фонда помощи

особам королевской крови.)

Константин Жнец.

Не покушаясь на вечное.

Нарисовал три горизонтальные полоски. Перечеркнул их тремя вертикальными. Показал Боцману.

– Это ты, Боцман.

– Я тебя, художник, сейчас в голову ударю. Я же портрет велел.

– Я объяснил, я архитектор. Рисую линии.

Боцман был за главного в камере следственного изолятора, где кроме него и Жнеца лежали ,стояли и сидели еще девять человек подследственных, которые в момент этого небольшого худсовета примолкли.

– Смотри: полоски вдоль – это твоя тельняшка, полоски поперек – это решетка.

Боцман покрутил седоватой головой, посмотрел на сигаретную пачку, где красовался иероглиф с его «портретом», потом на Жнеца, внутренне готового к удару в голову. Боцман усмехнулся, в ту же секунду и камера вздохнула, зашевелилась, кто-то хохотнул. «Избиение отменяется», – понял Жнец.

– А верняк я, – оглаживая безрукавную тельняшку, беззубо улыбнулся Боцман, – полжизни, пацан, в море, полжизни в тюрьме.

Еще через пять минут он знал про «бродягу по жизни» Боцмана, что взяли его не за дело, что братва на воле делает все, чтобы «открыть» его в ближайшие часы, а вот у архитектора дела серьезные, выкатывают ему мусора обвинение в предумышленном убийстве. Шел уже девятый час, как за Константином Жнецом закрылась дверь камеры, а казалось: полжизни прошло, плохой, нездоровой, полной самых дурных ожиданий. Такой, какой и не было никогда.

Он успел подремать стоя, увидел во сне себя, плывущего по речке Сытьве к берегу, видел впереди купола Новогорского монастыря, видел на берегу одинокую фигуру девушки, которая никак не становилась ближе. Так он и не узнал – кто она, его толкнул в плечо Боцман.