Постольский потер уставшие глаза и еще раз обвел взглядом получившуюся схему. В ней очень четко вырисовывались три группы, не связанные между собой – юнкера, офицеры и начальство. Это было похоже на мозаику, которой не хватает одного элемента. Павел встал и раздраженно прошелся по пустому помещению, разминая затекшие ноги и спину. Он еще раз взял с соседнего стола конверт, принесенный фельдъегерем, и тряхнул его в пустой надежде на чудо. И чудо произошло. Из конверта выскользнул и медленно спланировал в круг лампы лист бумаги, дотоле застрявший внутри. Не особо рассчитывая на удачу, Постольский пробежал его глазами.
Письмо было направлено на имя князя Горчакова, командующего войсками во время Дунайской кампании в 1853 от некой Натальи Шеляпиной. По мере чтения глаза Постольского расширялись все больше и больше. Все были здесь: Сердецкий, Панин, Красовский. Взгляд Постольского метался от строки к строке, перескакивая со слова на слово: «заговор», «саботаж», «кражи», «мой собственный брат». Новая связь. И новая причина, по которой кто-то может желать генералу смерти. И не только ему. Постольский схватил свою шинель и бросился из комнаты в поисках служащего, который бы мог подсказать ему, где находится ближайший телеграф.
24 декабря 1880 года, пятница, вечер, Дмитриевское военное училище, Москва
Погода стремительно ухудшалась и вокруг славной военной школы. В коридорах училища царил холод и гуляли сквозняки. Из-за плотных стекол слышался дикий свист вьюги, а из окон виднелась лишь белая круговерть. Но не от этого похолодела спина и застыли все жили в теле Корсакова, стоящего в дверях квартиры полковника.
Только благодаря лохмотьям, сохранившим следы полковничьих регалий, в окровавленной фигуре на полу кабинета можно было признать командира эскадрона Панина. В реальности нанесенные ему травмы выглядели куда страшнее, чем в сухом описании осмотра места преступления. Корсаков подавил позыв тошноты.
Самым страшным было то, что полковник еще жил. Его грудь часто, но слабо вздымалась. На губах пузырилась кровь. Рядом с ним на колени припал доктор Красовский. Чагин остановился за дверью и встал на страже.
– Как он? – только и смог спросить Владимир.
– Боюсь, с такими ранами не живут, – горестно заключил Красовский. – Я могу лишь попытаться облегчить его страдания.
Панин захрипел. Корсаков, подавляя желание отвернуться, опустился рядом с полковником. Тот искал глазами кого-то, явно не различая склонившихся над ним людей. Наконец его взгляд сфокусировался на Красовском.
