Он не сказал принцессе правду. Своих родителей Ортон помнил хорошо: ему было уже восемнадцать, когда они умерли. И он прекрасно знал, что отца и мать связывают узы дружбы и взаимопонимания, уважения и преданности, но никак не любви. Когда матери уже не стало, а отец находился на смертном одре, он счел возможным рассказать взрослому сыну о своем нежном чувстве к одной из дам Роанского двора, попросив Ортона заботиться о ней в дальнейшем. Но, будучи полновластным владыкой и зная о взаимности чувств, Морон IV — отец Ортона — всю жизнь хранил верность своей супруге, считая это вопросом чести и достоинства не императора, но истинного мужчины. Правда, его супруге не было легче от этого, потому что она чувствовала, что сердце мужа ей не принадлежит и ничто не изменит положения вещей. Она так и умерла в печали.
Нынешний император был глубоко убежден, что его ждет подобная судьба, и потому старался не смотреть на других женщин, чтобы не страдать, как страдал отец.
Кстати, возлюбленная Морона ненамного пережила, своего повелителя и скончалась год спустя, унеся тайну с собой в могилу.
То, что Арианна оказалась и красивой, и умной, и крайне приятной в общении, немного потрясло Ортона.
Он чувствовал себя странно — как подросток, краснел и, смущался, сам не понимая, что с ним происходит.
— Но ты же не пленница. И я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно и уютно в этом дворце и во всей империи.
— Спасибо, — искренне сказала принцесса. — В любом случае, приглашай своего спутника, нужно же мне учиться понимать тебя и все происходящее…
Император приоткрыл дверь, ведущую в соседние покои, и сделал знак рукой. Повинуясь этому приказу, в комнату шагнул человек такого роста и сложения, что в спальне сразу стало тесно, а мебель, до того казавшаяся тяжелой и надежной, как-то вдруг приобрела хрупкие очертания. Очевидно, все дело в пропорциях, — так сказал бы художник.
На фоне этого великана император выглядел настоящим мальчишкой; даже выражение лица его представлялось более детским и наивным, нежели секунду назад. И принцесса с изумлением воззрилась на того, кто сотворил эти метаморфозы одним только фактом своего появления.
Это был черноволосый исполин с изумрудно-зелеными глазами. Лицо его было далеко не красивым, но неправильные, удлиненные, хищные черты несли в себе нечто большее, чем просто красоту. Так нельзя сравнивать с человеческим лицом цветок или драгоценный камень, бабочку или вечернюю звезду. Это просто разные понятия. Возможно, где-то великана посчитали бы уродом, .а где-то — прекрасным, словно божество. Но одно несомненно: им можно любоваться до бесконечности. Его телосложение тоже было необычным — слишком строен и слишком гибок при такой ширине плеч и таких мускулах. Вошедший был облачен в черные с зеленоватым отливом латы, но шлема не было — страж оставил его в соседней комнате, обнажив голову в знак уважения к своему повелителю и будущей повелительнице. Оружия при нем тоже не было, но при первом же взгляде всякому становилось ясно, что он в нем и не нуждается. Нечеловечья мощь таилась в этом теле.
