– Спасибо тебе. До свиданья, – отдал он ей честь и пошёл к машине.
Когда Галка пришла домой, она первым делом сунула чужой пакет на шкаф. Потом разнесла хлеб и заборные книжки по соседям, а заодно с ними и дурную весть. У одного из них разжилась кипятком – для своей печки у них не было ни поленца, – и заварила чай на вишнёвых прутиках. Потом они с мамой ели липкий горьковатый хлеб, медленно ели, тщетно пытаясь уловить хлебный запах. Но разбудить хлебный дух в этом сыром кусочке можно только одним способом: подсушив его на горячей плите. Сегодня и это невозможно. Запивали пустым чаем. Гадали, когда же, наконец, и каким путём доставят в Ленинград продукты? Мама помолилась и легла спать. Она была всё ещё слаба.
Галке не спалось. Её прямо-таки терзало любопытство: что же может храниться в этом загадочном пакете? Пшённая крупа, ржаная мука или пачки три-четыре фруктового киселя? А если там сахар? Вряд ли. Нет, дальше так продолжаться не может. Разве она не имеет права заглянуть в пакет? Ну да, имеет. Ведь она же его будет нести. И Галина сняла пакет со шкафа.
Развернула одну газету, затем вторую. В ней в плотной коричневой бумаге обнаружился увесистый брусочек. «Неужели сало?» – пронеслось у неё в мозгу. Но когда был отогнут уголок бумаги, Галка сдавленно ахнула: – «Масло? Но этого не может быть. – Она взволнованно царапнула приоткрытую грань брусочка, облизала ноготь. – Настоящее… Да, настоящее сливочное масло. Фантастика. – Галину бросило в жар. – Мы едва не умираем с голода, а тут граммов восемьсот настоящего сливочного масла. С таким куском масла можно и маму на ноги поставить, и запросто до самого Нового года дожить.
Да. Но ведь оно чужое?! И я не воровка. Мне поверили. И я пообещала. Жаль, что оно не наше. Как жаль. А может, отрезать хоть кусочек, маленький-маленький. Та женщина, не станет же она его взвешивать? Конечно, не станет. Я ведь и так её, может быть, от смерти спасу. Тем более боцман хотел мне заплатить. А завтра я сварю суп и положу в него чуточку масла. Вот мама удивится! Спросит, откуда? А что я отвечу? Боже мой, какой стыд. Нет. Ни за что. Сестра Нефёдова сама меня угостит. Тогда будет не стыдно. Ну, конечно, угостит. У нас ведь одна беда на всех».
Эта ночь для Галины была одной из самых безумных в её жизни. Возбуждение долго не проходило. Но сон всё же сморил её. А чуть свет она уже была на ногах. И пока не проснулась мама, девочка отправилась в путь. Примерно к полудню Галка доплелась до этого злополучного дома. Поднялась на второй этаж. Заглянула в записочку: «Пятьдесят четвертая». Постучала в дверь. Никакой реакции. Прошло около минуты. «А если она на работе? – оторопело подумала Галина. – Что мне тогда делать с этим свёртком?» Она постучала ещё раз, уже более настойчиво. И тут лязгнула щеколда, и дверь квартиры приоткрылась. Из неё выглянула молодая женщина в лёгких бурочках и тёплом голубом халате. Её русые волосы, только что избавленные от бигудей, блестели правильно уложенными завитками. Глазки подведены. И никакой худобы. Словом, она вся была из той другой, довоенной жизни. И это удивляло.
