Голос в динамике продолжал разглагольствовать, наставляя профессора и желая удачи, но Ларинцев его более не слушал. В дальнем конце длинного ангара виднелся проем, с самой обычной деревянной дверью и профессор уныло направился к нему. Дверь открылась безо всяких усилий, за порогом лежал бледно-желтый песок. Голос из динамика о чем-то спрашивал, но отвечать на вопросы Ларинцев не стал. Не прощаясь с похитителями, он сделал шаг в новый мир, а еще через несколько шагов, новый мир полностью поглотил его.
За дверью не было ни жарко, ни холодно, как будто такое понятие, как температура окружающей среды, в этом месте отсутствовало полностью. С воздухом тоже творилось неладное. Профессор мог вдыхать полной грудью, чувствуя, как легкие насыщаются кислородом, разгоняя его дальше по крови, но при этом не ощущал ни малейшего запаха, не было даже намека на присутствие такового.
Ощущая непривычную, бодрящую легкость, Николай Васильевич шагал по песку в сторону моря. Он не случайно выбрал для себя именно это направление, улицы города показались ему непривычно-чужими и давно покинутыми, но темные окна и пустые балконы, – «кто знает, что таится за ними?».
Песок не скрипел и не шуршал под ногами, подошвы ботинок совсем не ощущали, что ступают по сыпучему грунту, мозг профессора машинально подметил этот факт. Но уже через несколько шагов мир вокруг Ларинцева вдруг ожил и переменился, как будто профессор заступил за невидимую грань. Шум далеких волн временами перерастал в мощный рокот, а внутрь ботинок то и дело засыпался песок. Нос защипало от запаха соли, а лицо и руки приятно холодили брызги разбивающихся о берег волн.
Николай Васильевич, закрыв глаза, остановился и замер за несколько шагов от прибоя, стыдно признать, но профессор не видел моря со студенческих времен. Умиротворение и юность, – «какое блаженство!». Широко раскинув руки на встречу теплому морскому бризу, Ларинцев улыбался, он не помнил, когда был так счастлив.
Но счастье профессора длилось не долго. Далекий, но нарастающий зловещий рокот заставили человека поднять веки. На горизонте разрасталась и крепла волна. «Не волна – стена воды», – машинально поправил мозг психолога, – «и движется она прямо на меня». Огромную волну, зародившуюся в глубинах темного моря, отделяли от профессора многие мили, но, будучи человеком здравым и рассудительным, Николай Васильевич понимал, что расстояние между ними продлится не долго – волна поднималась все выше и выше, медленно приближаясь к границе песка. «Зашибет», – понял Ларинцев, отчаянно приказывая бежать неподвижным ногам, но неумолимая и ужасная грация надвигающейся бездны мешала его телу сдвинуться с места, -«красиво-то как, боже мой, как красиво!», – думал профессор, понимая, что вскоре погибнет. Еще несколько секунд ожидания сделает его конец мучительным и неизбежным, да и есть ли они эти несколько секунд?
