Закулисье - Макс Гордон

– Брось нож, стрелять буду!

Этот крик, громкий и ясный, разрубил тишину вечерних сумерек, как топор – неминуемо и грубо. Николай Васильевич обернулся, близоруко щурясь в попытке рассмотреть происходящее у себя за спиной, сквозь яркие фары тарахтящего автомобиля. Получилось не очень, вдобавок ко всему, мешали хлопья липкого снега, застывшие поверх выпуклых линз старомодных очков в роговой оправе. Уже тот факт, что автомобиль смог подкрасться незамеченным к замечтавшемуся профессору, напрягал сознание последнего, а силуэты двух человек, угадывавшиеся в свете фар, бьющих в глаза и давящих на психику, лишь усугублял его положение.

–«Интересно к кому они обращаются?» – подумал профессор, осматривая окрестности.

Любопытно, но кроме самого Николая Васильевича, никого из живых поблизости видно не было. На расстоянии в двести – триста метров от него возвышался угол старой пятиэтажки, пожелтевшей и облупившейся, с пугающим зевом темной подворотни, правее дома начинался карьер. Обрыв карьера терялся за снегом, но десятилетиями возвращаясь с работы по этому маршруту, профессор знал, что карьер есть. На другой стороне узенькой улочки выстроились в ряд три девятиэтажки, – новее, чем пятиэтажная «сталинка», но тоже наследие "того" времени. И никого на улице профессор не увидел. Все видимое пространство вокруг него по обе стороны от ухабистой дороги казалось пустым, даже автомобили в тот вечер не проезжали мимо. И тем не менее крик повторился. Властный, надменный, мужской, грубый.

– Бросай нож, стрелять буду!

И вот тут Ларинцева прошиб холодный и липкий пот. По всей видимости, кричавший обращался непосредственно к профессору, вот только никакого ножа в руках у последнего уж точно не было. Николай Васильевич нерешительно замер, стараясь понять какую картину он представляет со стороны кричавших силуэтов, размытых фарами. Невысокий, чуть ниже метра семидесяти пяти, респектабельный с виду – в новой дубленке и с чистыми брюками, на меховые ботинки набился снег, но норковая шапка и портфель под мышкой должны были сгладить нежелательное впечатление, подпорченное заснеженной обувью. Он все еще не видел кричавших, хотя уже убедился, что их было двое.

–«Ну и кому я так плохо сделал?», – задал себе мысленно вопрос профессор, – на факультете прикладной психологии, конечно, учились нерадивые студенты, у которых экзамены и зачеты выходили не с того боку, да еще и со скрипом, но, чтобы мстить вот так своему профессору? Нет, это уже немыслимо! В конечном счете сдали-то все…