Эльксарим. Дети-киборги 2 | страница 18



– Интересно, каким я эльксаримом стану? – задумчиво протянул Кииран.

– А мне уж как интересно, – искренне заметил Рассел. – Знать бы заранее, что тебе ставить. Жаль, это невозможно. А в какие игрушки ты любишь играть? Конструкторы любишь? Или роботов?

– Я в компьютер играю.

Они поболтали ещё немного о компьютерных играх, и юношу немало поразило, в какие игрушки, оказывается, играют пятилетние панты.

– …Я тогда играл… за… некроманта. А Бобби – за светлого… мага… – Кииран так воодушевлённо рассказывал о своих играх, что сам не заметил, как начал задыхаться между словами, словно устав.

Глаза его закатились на миг, а ярко окрашенные волосы слиплись от обильно проступившего на лбу пота.

– Рассел, инициация, – раздался со стороны приборов голос Эйвери.

«Как он его заболтал, однако, – изумился Кастанеда, наблюдая. – Мальчик собственной инициации по элькса-типу не заметил. Он не потратил лишних сил на переживания и слёзы – хороший ход». Отойдя, медик записал нужные данные в журнал, а потом намочил полотенце водой из-под крана и, вернувшись к пациенту, принялся сам протирать его тело от пота.

– А ты… за кого любишь… играть? – всё не унимался Кииран, словно всё ещё не замечая нарастающих симптомов.

– За паладина, – ответил ему Рассел.

– Круто…

Вдруг он сдавленно вскрикнул, прогнувшись в спине, и маленькое тельце его охватило дрожью.

– Мне жарко… Очень жарко… – тихо пробормотал он.

– Не бойся, Кииран, с тобой всё в порядке. Сейчас станет больно. Ты не пытайся сдержаться. Хочешь – кричи, хочешь – двигайся, ремни тебя удержат, – объяснил ему Рассел. – Не бойся, ты не умрёшь. У тебя хороший элькса-потенциал. Скоро всё закончится, и ты уснёшь. А когда проснёшься – будешь уже эльксаримом.

– Как Орис? – сквозь зубы выдавил панта.

– Да, вот таким.

Процесс элькса-мутации прогрессировал, и ощущения в теле Киирана становились всё более резкими и труднопереносимыми. Когда Эйвери сообщила о начавшейся секреции металлических частиц его организмом, маленький панта, на удивление, не вырывался и почти не кричал. Но смотреть на него было страшно: лицо его, несомненно, отражало всю степень испытываемого мучения. По щекам непрестанно катились слёзы. Он то приоткрывал, то вновь отчаянно зажмуривал глаза, дёргаясь и мотая головой то в одну, то в другую сторону. Время от времени мышцы его конечностей сводило судорогой, и тогда панта всё-таки вскрикивал. Орис помогал ему перенести страдание, массируя спазмированные области тела.