То, что в начале знакомства казалось ему преимуществом — отсутствие детей и других родственников — на деле оказалось страшной трагедией. К старости Тереза так и не повзрослела, не научилась принимать в расчет чужое мнение, чувствовать себя в своем времени и возрасте. А затянувшееся детство гнилым пластырем накрыла старческая деменция. Будь у нее близкие, они бы могли внять очередному мужу и заставить ее лечиться. По крайней мере, он мог бы рассказать кому-то из них о том, что происходит, и надеяться, что ему поверят.
Единственной отдушиной стала работа, найденная с огромным трудом, втайне от супруги. Помогла, как ни странно, тоже женщина: старая черная эмигрантка, консьержка в подъезде. Она оказалась одной из немногих, кто верно оценивал состояние Терезы и по-матерински сочувствовал Шандору. И еще — она плохо знала французский и неплохо русский. Совсем как Шандор. Речь новой неласковой Родины запоминалась с трудом, а выученный в детстве волевым решением страны Венгрии ведущий язык социалистического лагеря всплыл из глубин памяти, и Меснер уверенно воспроизводил русские слова, фразы, даже тексты песен. Черная Катрин никогда не была в Венгрии, но она училась в Донецком горном институте, даже работала когда-то инженером. Ее маленькая африканская страна недолго была советской колонией. Военный переворот в одну ночь все изменил. Муж Катрин, тоже учившийся в Советском Союзе, погиб в тюрьме, сын с семьей отправился в Америку, зять выбрал Францию. Катрин недолго решала, к кому из детей присоединиться — дочь ждала двойню и нуждалась в помощи. Пришлось переехать из Киншасы в Париж, сменить профессию инженера на должность няньки, мойщицы общественного туалета и, наконец, когда близнецы пошли в школу, стать консьержкой при дешевых апартаментах. Когда Тереза окрутила очередного молодого мужа-иностранца, близнецам было уже по двенадцать, их бабушке — шестьдесят пять. Она жила одна в цокольном этаже сдаваемого внаем клоповника, арендовала комнату с кухней. Уборная была общая — вся обслуга жила в соседних конурах, на которые полагалось одно «очко» и одна душевая кабинка. Дежурили по графику — мыли унитаз, душевой поддон, керамическую плитку.
Все это она рассказала Шандору за один очень поздний вечер, когда, устав от капризов супруги, он просто убежал на улицу, часа два померз под холодным дождем, вернулся в подъезд и сушился у батареи, боясь подниматься к себе.
— Все ее мужья убегали вечерами. Некоторые не возвращались, — философски заметила Катрин, пока Меснер пытался обсохнуть.
