— Наверно, у этих некоторых были деньги, чтобы пристроиться где-то еще, — грустно промямлил Шандор. — Или они были моложе и смелее…
— Может быть…
— Скажите, а те мужья, которые все-таки возвращались, — что случалось с ними?
— Боюсь, по-французски мне не объяснить вам как следует. Вы еще какие-нибудь языки знаете?
Так и выяснилось, что они оба знают русский, язык его школьного детства, ее студенческой молодости. А эти годы вспоминались как самое лучшее и светлое в прошлой жизни.
Катрин объяснила Шандору, что два молодых мужа, оба цветные, сбежали сразу же. А один белый — болгарин — умер от инфаркта прямо в постели.
— Медсестра рассказывала, весь был в губной помаде, я-то сама не видела, его выносили уже в пакете, — говоря это, женщина понизила голос, хотя поблизости никого не было.
Про то, что его предшественник скончался от инфаркта, Шандор знал, но о том, что Тереза сама его замучила, даже не подозревал. Ему стало так страшно и горько, что он заплакал. Уткнулся носом в ребристую, еле теплую гармошку батареи и затрясся всей спиной. Консьержка поднялась из-за столика, подошла к Меснеру. Она очень хотела его утешить. Меснер потихоньку успокаивался. Наконец нашел в кармане несвежий платок и высморкался в него.
— Как мне быть?
Консьержка решила помочь бедняге. Зять Катрин работал начальником охраны в Палате мер и весов, дочь там же возглавляла административно-хозяйственную службу — нанимала уборщиков, заключала временные договора с кровельщиками и сантехниками, паркетчиками и мойщиками окон. Возможно, на что-то подобное мог сгодиться и Шандор. Жаль, он белый — это может стать помехой, ребята стараются помогать только своим. Но если мать попросит, дочь обязательно постарается.
Так Шандор Меснер стал уборщиком технических помещений в одном из удивительнейших музеев мира. Он стремился как можно дольше находиться на работе, и начальство расценило это как особую старательность. Через год ему доверили уборку выставочных помещений. Беле за этот год отец написал дважды — оба раза просил денег. Сын в обоих случаях не отказал, перевел по пятьсот американских долларов. И для Венгрии, и для Франции это были немалые деньги.
Поклонник из «Астории» позвонил вторично, интересовался Димкиным здоровьем, настроением, ее самочувствием. Намекал, что готов приехать в Москву, провести с ней вечер, скрасить, так сказать, одиночество. Но за всем читалась явная профессиональная заинтересованность, и совсем не ею, а Гасаном. Настоящий полковник свой статус настоящего, хотя и в отставке, совершенно оправдывал. Он получил задание или сам проявлял инициативу — этого Вожена не знала. Зато отлично понимала, что чеченского доктора нужно где-то спрятать.
