– Я понимаю, почему. Если он наследник богатого дома, связь с тобой – не лучшая идея. Кирио очень заботятся о репутации. Ты ведь не из знати?
– Нет, – печально улыбнулась Аяна. – Я дочь... старейшины ткацкого и швейного двора, и это в нашем мире действительно почётно, но тут это не имеет никакого значения.
– И вы не заключали брак?
Конда подвёл её к двери и обернулся.
– Ты решил? Ты хочешь быть моим? – спросила она.
– А ты хочешь быть моей?
Он положил ладонь на её щёку и заглянул ей в глаза. В них отражался огонёк свечи. В его глазах – тоже.
– Да.
– Больше жизни.
– Мы сказали друг другу слова, после которых союз у нас считается заключённым даже без праздника... свадьбы. Но его брат рассказывал, что в вашей стране это тоже не имеет значения. Я даже не уверена, что, когда он говорил мне их, он понимал, что это за слова.
Анкэ печально кивнула.
– Да. Тут это не считается браком. Если бы брат увёз его от законной жены, это было бы преступлением. Не плачь, Аяна. Почему ты плачешь? Зачем ты заранее тревожишь себя этими мыслями?
– Я не знаю. Иногда на меня накатывает такое отчаяние.
– Может, это из-за лунного цикла?
– У меня пока не было женских дней. Я знаю, что такое бывает, когда кормишь ребёнка грудью, или когда тело устало.
– Ну, твоё тело совершенно точно устало. Ты такая худенькая. Ничего, приедешь к своему любимому, отъешься, – сказала Анкэ, поднимаясь. – Не терзайся понапрасну, если он наследник, то у него, скорее всего, нет таких собственных средств, чтобы, как ты говоришь, «достать» корабль. Деньгами распоряжается глава дома. В любом случае, ты узнаешь всё, когда доедешь. Как-нибудь всё образуется. Не изводи себя, слышишь? Живи. Твоя жизнь – она сейчас.
Анкэ вышла и тихонько прикрыла за собой дверь.
Аяна снова легла, растирая затёкшие от сидения на полу ноги. Кимат начинал просыпаться, и она смотрела, как он потягивается, зевает и тянется к разрезу её рубашки.
– О, ты тут занята, – сказала Ригрета, заглядывая в комнату. – Ну, тогда я попозже зайду.
– Заходи. Ничего.
– Я хотела предложить тебе продолжить шитьё. Как только мы закончим костюм, ты сможешь играть моего возлюбленного в одной из пьес. Там Чамэ будет играть старую деву, кирью, которой уже исполнилось двадцать два, а она всё ещё не замужем.
– Старую деву? В двадцать два года девушка становится старой?
– Ну не настолько, конечно, – рассмеялась Ригрета, оправляя подол платья. – Просто это уже достаточно серьёзный возраст для брака, и выбирать уже не приходится, понимаешь? Если родители не умудрились выгодно пристроить дочку, то шансов уже почти нет. Приходится идти за стариков, вдовцов или каких-нибудь калек. Обычно родители всё-таки стараются выбрать кого-то не столь отталкивающего за те же деньги.
