Аяна хохотала вместе со всеми. Это было уморительно. То, как Айол всплескивал руками, как Харвилл хватался за живот, когда Ригрета отказывалась от предлагаемых ей благ и страдала, стискивая вырез платья и заламывая руки, – всё это неожиданно увлекло её.
Айол прочитал последнюю нотацию Ригрете и удалился с Харвиллом, и на сцену снова вылетела Чамэ, чтобы попрощаться с любимой, теперь уже в последний раз. Ригрета сидела, замотавшись в красную тряпку, и горько вздыхала.
– Лишь взгляд мне подари, – прошептала Чамэ в конце своего монолога так громко, что вся публика расслышала.
Но тут Кадиар ударил в барабан, стоявший рядом, и ещё раз, тревожно.
На сцену поднимался Айол.
В этот раз на нём был камзол со вшитыми вставками под плечи, отчего они казались просто невообразимо огромными. Он снял парик и стёр с лица краску, но вместо этого нацепил густую бороду из чёрной пакли. Его палец указывал вслед убегающей Чамэ.
– Коварная, как смеешь ты смотреть по сторонам! – обратился он к Ригрете. – Ты мне теперь жена!
Ригрета хихикнула, и он рассвирепел.
– Смеётся, видишь ли, она! Как можно так презреть свой долг? Иль я тебе никто?!
Ригрета вскочила с табурета и отпорхнула в сторонку, очень крупно дрожа и старательно изображая страх.
Аяна увлечённо следила за представлением, но тут спохватилась. Был её черёд. Холодея от внезапного волнения, она сунула руку в карман и достала небольшой бубен со множеством маленьких колечек. Кадиар стукнул в барабан, а Аяна подняла руку с бубном и мелко затрясла им.
Шаг, другой. Она ондео. Она выходит из поглотившей её душу тьмы, чтобы уличить этого мужчину. Она любила его. Осанка госпожи Кано, но лицо Пао, которая ждёт ребёнка от человека, которого любит, и который предал её.
Она шла, колечки бубна звенели всё громче. Толпа испуганно и изумлённо расступалась перед ней.
Аяна медленно взошла на сцену. Её шаги были как неотвратимая поступь самой судьбы. Она сунула бубен обратно в карман голубого халата, стараясь не промахнуться, потому что руки дрожали, потом медленно расстегнула застёжку плаща и в одно движение сорвала его за капюшон, умоляя всех духов родной долины, включая Рогатого, чтобы не задеть лицо Кимата.
Её голубые волосы рассыпались по голубому халату, приглушённо блестящему в свете фонарей, и толпа встревоженно ахнула. Некоторые даже отступили на шаг от помоста, напирая на тех, кто стоял сзади.
– Ондео...– пронеслось в толпе. – Ондео!
Она села на табурет и поставила кемандже на колено.
