– О, кирья, ты, чей взор пронзает душу мне, как мой клинок пронзает сердце тем, кто на моей дороге встать посмеет! – пылко воскликнула она, принимая гордую позу. – Беги со мной, мы будем счастливы вдвоём, вовек отец и мать твои найти нас не сумеют!
Ригрета встала и печально покачала головой.
– Позор грозит мне, коль от свадьбы предстоящей я откажусь, о кир, чей взор горящий смущает душу мне. О нет! Не в силах я уйти с тобой, забыв дела семьи, ведь вся родня зависит от тех денег, что заплатит муж за прелести мои. Но этот день запомню навсегда, и взгляд твой пылкий буду вспоминать я в те мгновенья, когда постылый муж придёт сюда. Лишь память о тебе окажется спасеньем от тоски. И, чувствам вопреки, шагну к нему, но будешь ты в моём воображенье.
Чамэ всплеснула руками, падая на колени, отчего перо на её шляпе красиво колыхнулось.
– Прости меня, прости же мой порыв. Я оскорбил тебя, о кирья, чьё сердце чище солнечного света. Уйду я, дверь закрыв, чтоб дальше не смущать твой взор присутствием своим. Прости меня за это!
Чамэ убежала в темноту, а зрители взволнованно вздохнули. Кадиар заиграл новую мелодию, и у Аяны отвисла челюсть. На сцену поднялись Харвилл с Айолом, и, если Харвилл был в уже знакомом парике и тесном костюме, то вид Айола для неё был полной неожиданностью.
Айол был по меньшей мере на две ладони выше Аяны, размах его плеч был весьма примечателен, а за прожитые сорок лет к накопленному опыту игры в театре успели добавиться и некоторые более телесные накопления в области талии. Его широкая мощная шея была украшена ожерельем, которое ярко свркало в свете фонарей. Хрустальная подвеска каплей стремилась к вырезу платья, затянутого на его крупном торсе, подобного тому, которое обхватывало тонкую талию Ригреты. Внушительные широкие плечи обтягивала тонкая гладкая ткань с вытканным однотонным узором. Нежные кружева на плечах и вокруг выреза особенно деликатно подчёркивали тёмные волоски на его груди. Пышная юбка скрывала ноги, но Айол подошёл к табурету и сел, кокетливо откинув кружевные нижние юбки так, что из-под них показались светлые чулки, натянутые на мясистые волосатые икры. Его голову украшал высокий парик с блестящими заколками, щёки были нарумянены, а губы – накрашены алой краской.
Публика хохотала, когда Харвилл услужливо крутился вокруг него, предлагая «любимой жёнушке» воды, вина или сладостей. Аяна была так ошарашена видом Айола, что почти прослушала их диалог, который развивался вокруг необходимости скорее выгодно выдать замуж Ригрету, их младшую доченьку. Харвилл упирал на то, что нищета скоро поглотит их семью, и потряхивал животом, обращая внимание Айола и Ригреты на то, что в былые времена камзол вообще не сходился на его животе, а сейчас, того и гляди, станет велик. Он прельщал Ригрету тем, что она будет жить в богатом доме, обеспеченная, и целыми днями бродить по саду с подругами, тогда как в случае отказа её ждёт судьба одинокой капойо при какой-нибудь чужой кирье.
