Он стоял у самого окна, напевая какую-то песенку, и крутил ворот, доставая очередное ведро воды, потом двумя руками легко поднял его и поставил на каменный край колодца. Капли воды, падая с мокрых волос, сверкнули на его ключицах в отблесках огня, и у Аяны вдруг свело скулы и запылали уши. Она, в ужасе от того, что делает, перевела взгляд на его плечи и вдруг поняла, что на них лежали не тени от колеблющегося пламени. Вязь пепельно-чёрных символов стекала полосками по необычно смуглой коже плеч к локтям, от шеи сзади до лопаток и ниже, и двигалась вместе с тем, как он двигался сам.
В голове стало пусто, пусто до звона в ушах. Аяна не могла пошевелиться, лишь стояла и смотрела, оцепенев, чувствуя, как горит лицо и сердце пытается выпрыгнуть из горла. Конда взял с деревянного сиденья своё мыло и потер его между ладонями. Его брусок мыла был почти чёрным, но пена была белой и обильной, и до Аяны снова донёсся тот странный, необычный, незнакомый запах, который она почувствовала на лодке, когда он прикоснулся к её лицу. Он намылил шею и плечи, и на миг показалось, что рисунки на его коже вот-вот смоются, но они не смылись. Он положил мыло обратно и стал тщательно мыть руки, растопыривая пальцы и промывая между ними, потом почистил ногти друг об друга, сполоснул пену и вытянул обе кисти вперёд, рассматривая их, и надел кольцо, лежащее рядом на сиденье, и эти движения будто заворожили её. Аяна стояла с пылающим лицом и не могла оторваться от окна, хотя внутри будто бушевал пожар, а в голове стучала мысль: то, что она делает — неправильно, неправильно, неправильно.
Она смотрела на его влажное смуглое тело. Это было так же приятно, как смотреть и прикасаться к тому сине-зеленому материалу, который встретил подушечки её пальцев ласкающей прохладой, и ей захотелось коснуться его кожи. В голове метались обрывки мыслей, которые пугали её и обжигали. Какие они на ощупь, эти рисунки на его плечах? Они слегка выпуклые или совсем не выступают над кожей? Его ладонь была горячей, как песок на пляже, нагретый летним солнцем. Может быть, он весь горячий на ощупь? Обожжёт ли Аяну его рука, если он сожмёт её шею сзади, вот тут, под волосами, как тогда сделал Алгар?
Губы вдруг пересохли, она облизнула их. Капелька пота стекала по виску, а жар в животе был почти невыносим. Конда плеснул на себя ещё ковшик воды, смывая остатки пены, и шагнул за полотенцем. Её взгляд скользнул ниже, ей стало дурно, перед глазами потемнело, и она тихо отодвинулась от окна, пользуясь тем, что Конда стоит к ней спиной. Перед глазами стояло одно бесконечно повторяющееся движение двух смуглых рук, гибких кистей, сплетённых длинных подвижных пальцев.
