На причале я услышал, как меня окликнул какой-то сенегалец. Может быть, он хотел вернуть свои часы? Я увидел скопление людей вокруг Рами. Подлец, вечно пьяный и торгует часами за полцены. Он всю торговлю испортит. Вот так всегда он делает. Я сказал ему:
– Ну ты, как всегда, подонок! Жертва аборта!
– Ты с кем это говоришь, ну?
– С твоей задницей.
– Ничего, когда вернемся в город, я тебе покажу, кто я.
– Посмотрим. Я тебе еще плюну в дырку твоей задницы.
Бусаф подгонял лодку к кораблю. Я бросил ему корзину и спустил веревку. Ладони рук у меня были такие, словно вся кожа с них сошла. Веревка оборвалась, и я оказался в лодке. Бусаф был вне себя от ярости:
– Будь она проклята эта торговля! У меня лодка раскололась.
– Это сенегальский солдат перерезал веревку.
– Какая дурная работа, вот дерьмо!
Он стал грести изо всех сил. Солдаты сейчас нам еще подсыплют на нашу голову. Это происходит не в первый раз, я хорошо знаю этих солдат. Шлюхины дети.
Бусаф закричал:
– Берегись!
В нас запустили пустой пивной бутылкой. Мы спрятались за досками. Какой-то чернокожий кричал нам вслед проклятия, жестами показывая, что готов нас задушить. В нашу лодку упали еще две бутылки.
Я заорал:
– Моя рука! Да проклянет Аллах вашу веру.
Я бросил доску, она качалась на волнах. Я вытер раны. Давно уже моя кровь не текла с такой сладкой болью. Я языком зализывал рану на руке. Кровь была вкусной: немного соленой, немного сладкой. У меня болели ягодицы. Бусаф больше не греб, мы были уже далеко от корабля. Он встал во весь рост, ухватился за свой член и закричал:
– Вот вам, видали!
– Хватит, кому это надо. Течение – против нас.
Мы вместе налегли на весла. Мгновение спустя он спросил меня, что я им сделал.
– Ничего. Это из-за Рами началась вся эта дрянь.
– А он что сделал?
– Да, как всегда, сбивал цену на часы. Я сказал ему, что нассу в его задницу, как только мы окажемся в городе.
– А ты не говорил им о войне в Алжире и в Марокко?
– Нет. Ни слова. Я же сказал тебе, что это все из-за Рами.
– А с евреями?
– Да говорю же тебе, не говорил я ни о какой политике ни с христианами, ни с иудеями, ты что думаешь, что я стану говорить французам и сенегальцам, чтобы они не отправлялись в Алжир, а евреям, – чтобы не эмигрировали в Палестину!
Течение тащило нас, поднялся ветер. Весло у Бусафа разбилось, и он сказал в бешенстве:
– Ты сумасшедший! И все это за какие-то несчастные три тысячи монет!
– Я не виноват.
Лодку наполняла вода.
– Послушай, Бусаф, лучше вычерпывай воду из лодки. А я поставлю весло на корму, чтобы вести лодку в нужном направлении.
