«Но не моя».
Она любила Мартина искренне, как никогда никого в жизни; однако слишком часто его либерализм разъедал её. Они спорили об этом много раз.
— Это восприимчивость, Энн. Когда ты была в её возрасте, ты носила знаки мира и бусы и слушала Хендрикса. Это то же самое. Это тенденция, к которой она относится. Может быть, если бы ты попыталась понять её больше, она не была бы так неуверенна в себе.
— О, понятно, — возразила Энн. — Вини меня. Должно быть, я плохая мать, потому что не хочу, чтобы мой единственный ребёнок тусовался с кучей людей, которые выглядят как отверженные Sex Pistols! Господи Иисусе, Мартин, ты видел некоторых из них? У одного из головы торчат металлические шипы!
— Они выглядят по-другому, значит, они должны иметь негативное влияние? Ты это хочешь сказать, Энн? Ты когда-нибудь слышала о самовыражении? Может быть, если бы они все носили мокасины без носков и имели имена вроде Бифф и Маффи, они бы встретили твоё одобрение?
— Съешь дерьмо, Мартин.
— Они просто невинные дети с другим взглядом на мир, Энн. Ты не можешь выбирать для Мелани друзей. Это зависит от неё, и ты должна уважать это.
Чёрт бы его побрал иногда. Так что, если он был прав? Доктор Гарольд предположил, что её возражение против друзей Мелани было защитным механизмом. Энн чувствовала себя настолько виноватой из-за того, что так часто была вдали от Мелани, что искала другой, более лёгкий способ обвинить её.
— Вы очень много работаете, — сказал доктор. — Вы добились огромного успеха, но используете этот факт, чтобы нападать на тех, кого любите. Подсознательно вы чувствуете, что были небрежной матерью, и вы чувствуете, что это причина неуверенности вашей дочери. Но вместо того, чтобы признать это и действовать в соответствии с ситуацией, вы решили вообще не сталкиваться с этим.
Чёрт бы побрал и его тоже.
— Я плачу две сотни в час, чтобы меня оскорбляли?
Доктор Гарольд рассмеялся.
— Более ясно заглянуть в себя — это не оскорбление. Если вы хотите, чтобы ваша дочь была счастлива, вы должны поддерживать её отношение к вещам. Каждый раз, когда вы резко возражаете против её взглядов, это оскорбляет её. Такие вещи могут повредить молодому уму.
— Она уже не ребёнок, Энн, — сказал ей Мартин. — Сейчас она яркая, творческая семнадцатилетняя девушка. Не беспокойся об этом.
Энн фыркнула. День был слишком запутанным, и Мартин видел это. Он взглянул на часы.
— Наконец-то настал пивной час.
Он налил ей «Сапфир» с тоником и налил себе одно из своих снобских сортов пива. Вежливо сменить неприятную тему — это был его способ не показывать ей в лицо её опасения.
