А кабинет купеческий любому районному начальнику впору. Хорошо помнит Силаныч деревенского торгаша. Из городских, тихий, обходительный. Но в свой час рвал добро из Причулымья ухватисто. По летам семейно в Сосновке жил. А что тут не жить! Охота, на Чулыме, на озерьях рыбу черпай сколь хошь, опять же и грибы, ягоды… Жену имел хворую, поправлялась она в сосновом бору. Для нее и дом поставил. Хоромину срубил невеликую, да изукрасил резьбой наружной так, что ахали по-первости сосновские мужики, хотя и они считались отменными топорниками. Вот, взять хоша бы и кабинет… Картины в тяжелых золоченых рамах, а диван, стол, стулья, зеркало — все это в таких резаных завитушках, что любуйся и руками разводи. Все-то под темным лаком, жаль мухи засидели, табашный дым зажелтил полотна…
За цигаркой Шатрову невольно вспомнилось, как после германской, после революции, он дом и эту мебель спасал.
Еще побаивались мужики купеческое громить, а уж кто-то сторонне науськивал… Отрекся царь Николай Александрович — это верно, но кто знает, как оно обернется. А уж как комиссар от большевиков приехал — все наше! И потащили, кто что успел, потому как грабь награбленное!
Тот комиссар Шатрова в Сосновке главным утвердил. Один ты коммунист — кому ж боле в деревне командовать?
Укатило начальство в уезд, Силаныч сходку собрал.
Мужики галдели, говорить не давали.
— Так, купецко было, сам талдычишь: сплутатор! Где он ноне? Нетука!
— Было купеческо, а теперь наше, наше достояние… Культурный очаг откроем, а на чем сидеть, на чем читать — вертай все обратно!
Ну, мелочишку разную: посуду, одежу, кровати — это Шатров роздал кому победней, а мебель, а книги — все из домов на место водворил. С книгами-то заварился особый скандал. Тоже покричал на мужиков:
— Читать ни бельмеса не смыслите, ведь на раскурку, на ружейные пыжи порвете. А через чево детву к культуре приобщать — об этом вы думаете?!
Книг в артели сейчас много — два шкафа. Председатель держит их под замком, читать выдает под личную роспись. При случае сам себя втихомолку хвалит: уходил на гражданскую и догадался хорошему человеку библиотеку доверить — сохранились книжки!
Шатров склонился над списком.
Под девятым номером значилась Секачева Анна. Анне сатинету на платье да платок на голову. Платок-то рисунчатый. Напечатки хорошие: заводы, фабрики, трудящиеся ходят с флагами… Родитель Анны бондарит по силе возможности — ему ситцу на рубаху. А, слышно, ругает артель, двуперстник… Надо упредить кулугура, чтоб языком хулы на Советску власть не расточал, поносное на артель не трепал. Окрепла Сэсээрия, она теперь скоро укоротит длинный язык!
