Избранное - Нам Као

Шла вторая мировая война. Землю, охваченную смертоносным огнем, заволокло дымом пожарищ и пороховой гарью.

В те годы мы часто бродили по улицам Ханоя, затерянного, по тогдашним понятиям, где-то на краю света, в отдаленном конце Азии, у самого Тихого океана. Жизнь наша в ту пору складывалась из сплошных лишений и горестей. Смерть подстерегала повсюду. Смертью грозили громыхавшие рядом выстрелы и разрывы бомб. Люди гибли от голода. Умирали под пытками, которые с помощью последних технических новшеств были весьма усовершенствованы колониальной охранкой.

И все же мы были исполнены веры. Мы брели по пустыне, отравленной ненавистью, но сердца наши бились надеждой. Мы верили в конечное торжество справедливости. Верили, что Советский Союз разгромит фашизм и спасет человечество от гибели. Верили в неизбывную животворящую силу родной земли, в свою судьбу.

Оптимизм — исконная черта нашей вьетнамской нации — придавал нам силы; и как бы трудно ни приходилось нам, мы не разучились смеяться, не утратили бодрости духа. Поистине неистребимой оказалась любовь к жизни, унаследованная от предков, и велика была сила идей, вложенных в нас властной рукою времени.

Вот почему сегодня, думая о книгах Нам Као, я прежде всего вспоминаю, какими мы были в те годы. Да это и невозможно забыть. Худые, хилые, в заношенной до дыр одежде, с лицами, посеревшими от горя. Но дух наш стремился ввысь и мечты наши были прекрасны.

Жизнь наша, наши книги и наша борьба сплавлены были в единое целое. И Нам Као, чьим личным горем сделались мрак и боль, заполнившие его землю, стал писателем и солдатом.

Не счесть, сколько тяжких испытаний пришлось пройти человеку на планете Земля за последнюю половину столетия. Но, быть может, нигде могучие и свирепые волны этой грозовой эпохи не бушевали с такою силой, как на земле моей родины. Нас бросало в бездну тягот и скорби, возносило на гребень великой борьбы, и, пройдя между жизнью и смертью, мы вышли в сегодняшний день.

Пожалуй, деревенский мир Вьетнама со всеми его бедами, с его нищими, обездоленными людьми, изображенный в книгах Нам Као, это как бы символ целой страны, ее не столь уж и отдаленного прошлого. Читая прозу Нам Као, мы словно видим воочию ее автора, простого вьетнамца, — таким был тогда каждый из нас. Он родился и вырос в деревне, но жизнь заставила его бросить старую свою деревушку, скитаться из города в город, осесть на время в Ханое, потом в Сайгоне — в поисках средств к существованию. Но всякий раз он снова и снова вынужден был отправляться в дорогу — еще беднее и неприкаянней прежнего. И думал о том, что все-таки там, за чертой рокового круга, объявшей эти нищие улочки и дороги, все эти горькие месяцы и дни существует другая, устроенная по-иному жизнь. Ему казалось — ежедневно, ежечасно, — будто шагает он не по своей земле, будто вокруг него не родина, а чужбина. И думаю я, нет горше муки, чем на отчей земле чувствовать себя чужаком! От нее не скроешься, не спасешься даже в мыслях…