Боже, какое сильное ощущение свободы!
Нам говорят, что еще будет возможность узнать лошадей поближе. Жду с нетерпением.
* * *
Снова сижу на своем стуле для размышлений. Утро темное, ветреное. Выглядываю из окна. Смотрю на то, как там, за забором, колышутся деревья, кроны которых касаются друг друга. Когда я приехал сюда, они выглядели прекрасно, были покрыты листьями. Сейчас, спустя несколько недель, у деревьев немного жалкий вид. Листьев совсем не осталось. Ветер стряс их, оставив одни только стволы и ветки. Но деревья сохранили устойчивость, прочность, некоторую величественность; их первоначальная, глубинная сила осталась в нетронутом состоянии. Вне зависимости от того, какая погода будет днем или ночью, и от того, принесут ли грядущие месяцы мороз и снег, в следующую весну на деревьях появятся новые листья.
* * *
Библиотека занята, поэтому с доктором Райаном я на этот раз встречаюсь в более стандартных условиях, в кабинете. Здесь отсутствуют какие-либо приметы индивидуальности. Ни одной картины на стенах. Ни одного растения. Никаких орнаментов. Просто два обычных стула и маленький стол. На протяжении месяца доктор почти каждый день спрашивал меня, кто я. Сегодня я размышлял о голых деревьях, все утро одновременно и боясь предстоящего разговора, и предвкушая его. Боюсь быть честным. И предвкушаю, что признаюсь в этом. Впервые чувствую, что мне есть что сказать.
— Итак, Эрик, кто вы? — спрашивает доктор Райан, сдержанно улыбаясь.
Опускаю взгляд и смотрю на руки. Тру ладони друг о друга. Меня обуревают чувства. Замечаю, что начинает дрожать нижняя губа.
— Я ничто, — тихо произношу я.
Доктор Райан что-то записывает в своем блокноте. Выжидает. Не говорит ни слова.
— Я чувствую, будто я ничто. Полый, — продолжаю я.
Вот-вот совсем расклеюсь. Очень хочется какой-нибудь реакции от доктора. Все, что мне сейчас по-настоящему нужно, — это немного утешения. Но доктор Райан, кажется, не сильно впечатлен. И не слишком разочарован.
— Хорошо, — говорит он. — По крайней мере, с этим уже можно поработать. Вы всегда чувствовали себя так? Или когда-нибудь было по-другому?
Услышав эти вопросы, мысленно возвращаюсь в детство, когда мы жили в Согн-ог-Солере и я был маленьким школьником с забавным акцентом. Меня толкали в снег, покрытый твердыми корками, затем оттягивали одежду на верхней части тела и растирали острые как бритва куски снега о мою спину, пока снег не становился красным. Я не очень-то нравился этой компании. Кажется, я вообще никогда и ни для кого не смогу быть достаточно хорошим. Затем я встряхиваюсь, стараюсь найти в голове какие-нибудь более приятные воспоминания, что-то вроде промежуточных периодов, на протяжении которых я чувствовал себя наполненным. Снова думаю о детстве. О бабушке. О том, как, бывало, в Валере сидел у нее на коленях и мы разговаривали обо всем на свете. А еще вспоминаю, как охотился с друзьями на тетерева в Финнмарке
