– Да. Этим управляет моя семья. Земля переходит из поколения в поколение, и на ней уже больше века работают все члены нашей семьи. Кто-то занимается посевом, кто-то собирает урожай, кто-то занимается только сорняками, кто-то продажей продукции, кто-то скотом на северном пастбище, кто-то парниками. Это основной дом, в котором живут мои родители, дедушка, тётя с дядей, старший брат и старший кузен. У остальных свои дома, расположенные на нашей земле у границ владений. Что-то вроде негласных сторожевых, – тихо поясняю я. Надо было это сделать раньше, но у меня из головы всё вылетело.
– Сколько работы, – замечает Кент.
– О, да, лишних рук не бывает. Обычно я стараюсь приезжать только на Рождество или ранней весной, но никогда летом и осенью. Припашут сразу же, – хмыкаю я.
– С каких пор моя дочь стала белоручкой? – обиженно подаёт голос папа.
– Я всегда была такой, пап. Я прекрасно считаю и с детства помогала дяде и дедушке вести дела фермы, но никак не жариться на солнце летом. Раньше тебя это не задевало, – улыбаясь, произношу.
– Но раньше ты всегда предлагала свою помощь, Дженна. Чем дольше ты живёшь в этом Чикаго, тем дальше от земли. А это наше всё. Наш хлеб и вода. Наш воздух и продолжение.
– Я и сейчас предложу помощь, но только не на полях. Пап, прекрати, ты же знаешь, как я это не люблю, и у меня поднимается давление из-за духоты. К слову, ты сам запретил мне там появляться после того случая, когда я чуть не угодила под комбайн, потому что увидела собаку и пыталась её спасти, – цокаю я.
– Ты не пострадала? – интересуется Кент.
– Она – нет, а мы все – да. У тестя чуть сердечный приступ не случился. Эта девчонка всегда старалась быть лучше своих братьев. Она носилась за ними и тягала тяжести, в общем, соревнования у неё в крови. Поэтому мне пришлось чаще оставлять её с тестем, чтобы она дожила до того дня, когда начала высказывать своё «фи» о нашей работе.
– Приехали. Выходим. – Папа глушит мотор, не позволяя мне даже ответить. Не понимаю, чего он так разозлился? Ведь, правда, именно он направил меня к финансам и определил мой путь, а теперь недоволен. Наверное, из-за Кента.
– А сколько здесь акров? – задумчиво интересуется Кент, когда я хватаюсь за ручку, а за спиной слышны гудки машин, оповещающих всех, находящихся в доме, о том, что мы на месте.
– Где-то двести акров. – Пожимаю плечами, нажимая на ручку и распахивая дверь, но Кент хватает меня за руку, и я смотрю на его серьёзное лицо.
