Роберту семь, и насколько я знаю, в доме своих родителей он даже яичницу жарит самостоятельно, потому что его воспитывают по какой-то специальной методике, будто готовят в президенты.
— И мне… — узнаю голос Майи, моей пятилетней племянницы.
— Слав, — злится мама. — Ну сделай ты им эти бутерброды, я же разговариваю!
— Никита, накорми детей, — издав свист, велит он.
— Эта услуга оплачивается? — интересуется мой одиннадцатилетний брат.
— Да, — усмехается отец. — Подзатыльниками.
— Как это знакомо, — бормочет у меня над ухом Алекс.
Его губы каким-то образом оказались прямо у моего виска, а сама я почти лежу у него на груди и чувствую теплое успокаивающее дыхание у себя на коже.
Почему с ним всегда так хорошо? Тепло и надежно…
На секунду мои веки опускаются, а когда понимаю, что творю, дергаюсь и выпутываюсь из его рук.
— Ладно… э-м-м... я пошла смотреть рептилий… — тараторю, поправляя волосы.
— Отдыхайте, — целует камеру мама.
— Алекс, гляди за ней в оба, — папа появляется в кадре на секунду и исчезает так быстро, что я разочарованно вздыхаю.
Мама закатывает глаза и отключается первая.
— Скучаешь по ним, зануда?
— А ты не знаешь? — пожимаю я плечом. — Я же домашнее растение.
— Ты сама ещё не знаешь, какая ты, — бросает, кладя в карманы руки.
Закусив губу, прячу от него глаза.
Иногда я думаю, что эта затея с учебой не стоит того, а потом Алекс берет меня за руку и расталкивает плечом толпу туристов, таща меня к крокодилам. Тогда все мои сомнения исчезают до худших времен, но пока я будто на своем месте.
Спустя три часа и десятиминутную очередь в туалет, мы выходим на улицу в поисках места, где можно перекусить.
Игнорируя мелкий снег, бредем по улице и я кручу головой.
Алекс предлагает купить хот-доги у торговца уличной едой, заверяя, что ничего вкуснее я в жизни не ела. Честно говоря, сама бы я вряд ли на такое осмелилась. Он это знает, поэтому поглощает свою сосиску демонстративно. Глотает не жуя, будто год не ел, и слизывает с пальцев горчицу.
— Бедный! — смеюсь, давясь своей сосиски. — Совсем одичал здесь один…
— Р-р-р… — вгрызается он в булку, и я хохочу на весь Центральный парк, когда у него во рту становится совсем тесно и точеные щеки начинают трещать.
— М-м-м… — закатываю глаза, языком собирая со своих пальцев убегающую горчицу. — Ты до переезда вообще ел сосиски?
— Не припомню…
Его голос звучит хрипло, поэтому перевожу на него глаза..
Сглатываю, облизывая губы, потому что он на них смотрит, облизывая собственные губы, а потом смотрит мне в глаза с таким напором, что я роняю свой хот-дог на землю…
