– Фантазия. Прорвавшиеся из царства наших теней образы, которые мы вынашиваем всю жизнь. Не фантазия лишь упорная работа и здоровое тело, чтобы это благословение получить.
Амина молчала. Ее отвращала и заставляла безмолвствовать чужая беспомощность.
– Я была уверена, что ты докопалась до сути.
– Я уже давала тебе понять, что нет никакой сути. Все, что было сказано мной доселе, верно. Но ты спешила понимать все слишком дословно, продолжая искать вбивающиеся в разум догматы. Ты мне так и не поверила…
Помертвевшая Лахама начала твердить, что богиня плодородия Аратта мертва, жизнь кончена. Никто без участия богини больше не сможет родить настоящих людей, а только переродков из подземного мира. Наступила зима – пора хаоса и потопов. Горожане затаились в своих домах, гадая, чем завершится представление, устроенное Арвиумом, позволит ли ему Оя взойти на престол или выцепит трон, разодрав найденышу кожу.
– Все прахом… Я с обеих сторон видела выгодный обоим династический союз… А они приплели сюда запретную страсть… А на тебя же ему было решительно плевать, зачем Арвиум сделал это?! В расчет всегда нужно брать размер чужой боли, причиненной тем или иным человеком. Боли – и пользы.
А Амина не верила, что Лахама или кто-то еще в силах постичь колодцы чужой души и предугадать, что почувствует и как поступит другой человек. Прозорливость люди обычно имитируют, поскольку в наблюдаемом человеке слишком много расслаивающихся очертаний. Амине виделось, что Галла не мог безразлично относиться к нареченной с его истовой тягой к прекрасному. Она не могла сейчас, как прежде, дать холодный анализ произошедшего – слишком свербело сердце, холодело неправдоподобностью и преступностью последних дней. Иранна должна была вот-вот выскочить в проем между комнатами и плюхнуться на плетеную кушетку с ничего не значащими словами на устах, вызвать у Амины раздражение своей громкостью… Но никак не быть сожженной на священной реке.
Преданность Амины разбавлялась отторжением от охвата Лахамы, от ее энергии и авторитета, почти страха осуждения из уст этой непобедимой и безупречной женщины. Врагам Лахамы приходилось туго, но и друзьям порой не легче… Амина иногда уставала от Лахамы, от ее непререкаемого, порой навязываемого остальным жизнелюбия, оголтелой силы, которую той и не приходило в голову скрывать в изящной властности, как пристало другим одаренным женщинам Уммы. Но Лахама не считала тех, кто добился мнимых вершин и способности вертеть чужими жизнями, лучше остальных. Она признавала лишь проделанный путь и собранные выводы, поскольку все заканчивали пожаром на реке, и действо начиналось вновь.
