– Может, именно поэтому.
Амина сжала глаза.
– А как же ваша любимая сказочка о неискушенной деве, которая будет счастлива просто так, без всяких условий? С которой можно вытворять что угодно, а она и не поймет, что это преступно?
– Ты перерабатываешь мир под свой, какой-то сгущенный. Однобокий.
Его охватило давно зарождающееся смутно-колющее чувство спора с человеком, видящим больше него. Но Арвиум предпочел не задерживаться на этом. В его понимании ее преследовала некая недоразвитость, приводящая к бросанию подобных высказываний. И недоразвитость эту нужно было излечить. В целях очищения, улучшения народонаселения.
Амина перевела на него мерзлый взгляд, соскользнувший было в тень от его впечатляющей фигуры. Ее тепло, только что выплескивающееся в эссенции возмущения, померкло.
– Так быть не может… Нужны предпосылки, – прошептала Амина, холодея.
– Предпосылки всегда таковы, что правит сильный.
Амина с болью смотрела ему в самую суть.
– Ты хочешь блага для других? – выдохнула Амина то, что так давно свербело. – Или дело лишь в твоих амбициях?
Арвиум издевательски приподнял брови. Да что она понимает? Ей охота видеть лишь то, что она уже сплела о нем. Не растолковать ей, что он хочет построить больше Домов табличек, чтобы каждый мальчик в городе тяготел к чему-то… Что собирается открыть больше шахт по добыче бронзы, чтобы принудительно занять бездельников и попрошаек и расширить торговые связи с поднимающими голову царствами на западе и востоке. Что подумывает построить дома для всех страждущих, расширив их на два этажа вверх… И любой женщине самой куда лучше будет дома в тепле и уюте, а не в опасности городской сутолоки.
– А кто хоть когда-нибудь хочет сделать что-то не для себя? Не для самоуспокоения и не для того, чтобы боги были довольны? – вместо похвалы самому себе неожиданно выдал он.
Амина возвела глаза к главному храму города за спиной у Арвиума. И представила, как под напором этого упрямого и опасного человека рушатся стены, десятилетиями возводимые вслепую, со страхом, что земля не выдержит доселе невиданное строение. И будет этот храм засыпан песком, как его несчастливые предшественники, а само место забудется людьми на бесконечные тысячелетия… Потерянное знание не сможет послужить людям. И отрывать его придется с великим трудом.
– У меня в голове был другой образ тебя.
– Как и у меня самого.
Арвиум раздумывал, стоит ли посвящать горожан в детали задуманной реформации и решил, что не стоит. Его истовая нужда в обожании не выдержала допущения, что кто-то может не согласиться с ним. Кроме того, он понимал, что не стоит слишком резво идти против влиятельных семей Уммы, друзей среди которых у него пока не было. Для них он был и остался пришлым. Их настороженные, а кое где и откровенно опасающиеся взгляды подтвердили его догадки. И, вместо того, чтобы убедить их в своей дружественности, Арвиум решил, что это унизительно, а он найдет себе иных сторонников.
