– Нелепа твоя статичность.
– Моя статичность не распространяется на фарс. И я его обличаю.
– Это мало кому интересно.
– Ах да… Твое желание перемен потому и фанатично, что зиждется лишь на одном – как бы урвать себе кусок получше.
– А ты не такая будто. Не помню, когда в последний раз видел тебя, подающей милостыню калеке.
– Вот и выходит, что другие отчего-то должны выполнять планы об идеальном обществе в твоей голове… Бездуховный свод правил. Хотя на благоденствие их самих тебе плевать. Не забудь только, что достижения, основанные на угнетении определенных слоев, не стоят ничего.
– Через тысячу лет никто не вспомнит, как построены великие храмы. Все будут только восхищаться их монолитностью.
– Но страдания угнетенных настигнут сейчас, а не через тысячу лет.
Арвиум, будто колеблясь между желанием оправдаться и получить наслаждение от брошенной ей в лицо правды, едко произнес:
– Ты не поняла еще, что всем на них плевать. О них спохватятся, только если они начнут вымирать.
– Я до конца надеялась, что ты обманываешь сам себя, но ты все понимаешь… К идеалу твои единомышленники едва ли стремятся.
– А ваше идеальное общество рождает безынициативных заложников разлагающих удовольствий, на которых я взираю день ото дня.
– Но разве не так должно быть? Вино из лучшего винограда и размышления на обрыве в темное море. Иначе зачем нам жизнь?
– Ваше идеальное общество обречено таковое лишь для вас. И обречено на вымирание с этим подходом, – зло бросил Арвиум. – Потому что образованные и занятые своим люди, не зависящие ни от кого, просто разбредутся по отдельным домам и осядут там. Они ни работать, ни думать не станут – к чему, раз все замечательно, продумано и слеплено кем-то другим? И к чему мы тогда придем? К чему будут потуги предыдущих поколений, которыми ты сама так восхищалась?
– Зато жизнь их будет полна благоденствия… Но ты забываешь о большинстве, которое без указки не может ступить шага.
– Этому большинству вовсе плевать, что будет с прочими. Оно захлебывается в собственной кровавой слюне и с зажженными глазами вершит безумства не столько во имя обогащения, сколько ради звериного ощущения вершины и власти, своей причастности к чему-то значимому.
– Пока ты не переделаешь саму природу человека, от этого не отступят. А природа поддается огранке и рождает мораль.
– Тогда к чему твои причитания? Нельзя сделать общество идеальным для всех.
– Но можно уменьшить ущерб. Пенять людям, поставленным в катастрофические условия выживания, что они сами повинны – бесчеловечно. Люди потому злы, что что они борются с жизнью, каждый в своем личном темном царстве. Протяни им то, что доселе сдавливало им шеи, учи, что есть верно, и наступит та самая благодать.
