— Ох, чую, — прищурилась гостья, — этот девок жалеть не станет. Ему только попадись. Да на кого ж это, черт, он так похож?
— Будто нас кто жалел. Сами должны уметь за себя постоять.
Миссис Эшкрофт начала накрывать на стол.
— Ну ты, Грейс, умела, спору нет.
— О чем это ты, не пойму.
— Да сама не знаю. Чего-то мне эта вспомнилась, из Рая. Как ее фамилия? Барнсли?
— Баттен. Полли Баттен. Ты про нее?
— Точно, Полли Баттен. Помнишь в Смолдине, на сенокосе, она на тебя с вилами кинулась, что ты у нее мужа отбила?
— А ты забыла, как я ей ответила: «Оставь его себе, так уж и быть, разрешаю?» — с добродушной улыбкой отозвалась как ни в чем не бывало миссис Эшкрофт.
— Разве такое забудешь. Мы все прямо ахнули. Сейчас, думаем, она ей вилами грудь пропорет.
— Ну да, не с ее характером на такое решиться. Это ведь Полли. На словах-то горазда, а вот как до дела дойдет...
— Я так думаю, — сказала, помолчав, миссис Фетли. — У мужчины, если за него две бабы спорят, положение глупее не бывает. Что твоя собака, когда ей с двух сторон свистят.
— Может, оно и так. А с чего ты про старое вспомнила?
— Да все внук твой: я ведь его с малых лет толком и не видела. А тут, смотрю, и голова, и плечи, и ухватки все — вылитый Джим Баттен, будто воскрес. По Джейн- то твоей ничего не заметно, но парень...
— Всякое бывает. И не бойся, нашлись охотники на этот счет посудачить. Своих-то не нарожали.
— Ай-яй-яй, боже ты мой, боже! А Джим-то Баттен в могиле уже...
— Двадцать семь годов, — коротко ответила миссис Эшкрофт. — Подсаживайся-ка к столу, попробуй моей стряпни.
Миссис Фетли попробовала и горячего, до горечи крепкого чая, и сухариков с маслом, и коржиков с изюмом, и домашних консервированных груш, и оладьев, к которым полагались холодные вареные свиные хвостики. Всему было воздано по заслугам.
— Да, — вздохнула миссис Эшкрофт, — я свой желудок обижать не привыкла. Ведь один раз живем.
— Ну, а тяжесть в животе не мучит? — поинтересовалась гостья.
— Как не мучить... Медсестра говорит, что меня в гроб скорей несварение сведет, чем нога.
(Миссис Эшкрофт давно уже страдала от язвы на голени, и деревенская фельдшерица, которая регулярно навещала больную, хвалилась (если верить местным сплетням), что сделала ей уже сто три перевязки с тех пор, как стала тут работать. )
— Ох, а какая ж ты ладная, проворная была! Раньше я на тебя все глядела да радовалась. Не ко времени тебя прихватило, до срока. — В голосе миссис Фетли звучала неподдельная приязнь.
