И что дальше?
Физичка не простит. Пока сконает в насланной порче, раструбит по Городку, до райкома Партии дойдёт, в область напишет. Исключат меня из Комсомола, выгонят со школы, опозорят. Пусть!
Но, если б я знал, чувствовал, что люблю Аню бесполой непорочной любовью, которая может ждать два года, и три… Себе-то я могу признаться, что чувства мои к ней всецело подтверждают циничную Формулу, выведенную прошлым летом. Не юной простотой она зацепила меня, не детским бескорыстием, а другим (недозволенным! невозможным!): наготой в обветренном сарае, горячим дыханием у ключицы, судорожным прижатием, когда моя грешная рука скользнула ей между ног. И знаю для себя, подленьким знанием-предчувствием, что смог бы сделать с нею то, что делал в детстве со своими бесстыдными подружками. Даже больше. И никто об этом не узнал бы…
Самобичевание прервал дребезжащий телефон в прихожей. Под сердцем шелохнулась Хранительница – звонит Аня.
Только не раскисать!
Не снимая трубки, протянул аппарат в келью, прикрыл двери. Набрался духу.
– Алло…
Началось со слёз. Потом Аня, икая и шмыгая носом, рассказала, что вчера Физичка допытывалась, в каких мы отношениях; и не обидел ли я часом, не обманул бедную девочку.
– Я ей ничегошеньки не сказала. И никогда никому не скажу, даже если что-то будет…
Только не раскисать! Не поддаваться млеющему Демону, сопливому Пьеро.
– К вам Елена Петровна домой заходила? – спросил равнодушно, будто о погоде в Африке.
– Нет. Хотела, но потом передумала.
– С мамой не говорила?
– Не-а. Лишь пригрозила, что на другой раз расскажет директору, маму в школу вызовут. И… – Аня запнулась. – … предупреждала, чтобы я с вами не дружила, потому, что вы можете меня, ну… Только я знаю, что вы не такой! А даже если…
– Ты маме о Физичке рассказала? – перебил Аню. Не было силы слушать её придыхания.
– Да. То есть, нет. Вернее – не всё.
– Как это?
– Я сказала, что Елена Петровна шла с дискотеки, и мы пошли вместе… К вам в гости можно?
Сердце остановилось, Демон завизжал, Пьеро радостно захлопал ресничками.
«Нет!» – твердо сказал рассудительный Гном.
– Нет… – повторил я.
– Почему? – обижено спросила Аня.
– Нельзя.
– Почему, нельзя? Я тут заметки для сценария написала, для концерта в честь Великой Октябрьской Социалистической революции, покажу вам. А ещё сценку инте…
– Нельзя! – крикнул в трубку, понимая, что соглашусь.
– Вы не хотите, чтобы я пришла? – всхлипнула девочка.
– Не хочу!
– Так вы меня нисколечки не любите? Даже чуть-чуть? – уже сквозь слёзы.
