Пока дядька говорил, сигарета погасла. Впустую затянул пару раз, порывисто разломал в пепельнице.
– Гадость! И бросить не могу, – дядька стряхнул с пальцев крошки табака. – Мало того, что втридорога покупать приходиться, так ещё гаснут. А те, которые не гаснут, у кооператоров, – не вытяну на свою зарплату. Доктор наук не может купить достойных сигарет! А ты спрашиваешь: так ли серьёзно.
Я вспомнил Игорька с «Marlboro» и пачкой долларов – тому хватает. Может прав он насчёт смысла жизни в нынешней Украине.
– Ты не куришь? – спросил дядька.
– Не курю.
– Правильно, главное – экономно. Ещё б ерундой не занимался. Не предполагал, какой из тебя своевольный дурак вырастет. Историю любил…
– И сейчас люблю.
– Уволят тебя со школы. По статье. А потом из института выгонят! Будешь любить историю в свободное от основной работы время.
Дядька опять вытряхнул сигарету из пачки, подкурил. Я сидел, как нашкодивший, изучал скатерть в узорах пролитого борща.
– Ладно. Чего тебя воспитывать – сам должен понимать, не мальчик.
Дядька замахал рукой, разогнал едкий дым. Предположив, что разговор закончен, я поднялся, стал собирать посуду, складывать в мойку.
– Не мельтеши! – осадил дядька. – Заврайоно в Городке – мой товарищ. На педагогической работе тебя оставят. Но из прежней школы придётся уйти.
– По любому…
– После сессии зайдёшь в районо, получишь направление. Но! – дядька погрозил пальцем, – не дай Бог своеволие проявишь, особенно, с политикой связанное – пеняй на себя! Словом не заступлюсь!
Так и не сказал я в тот вечер о Майе. Две следующие недели подыскивал возможность, однако не складывалось: то дядька был занят, то я поздно приходил с пар на второй смене, то не решался попросить.
За время сессии я с Майей встречался несколько раз, в парке свиданьичал, но без толку – похолодало. Наши разговоры сводились к необходимости выбираться из Городка в Киев, поискам для меня мужской работы и будущему визиту на дядькину квартиру.
Майина настырность огорчала. Я пытался истолковывать её желанием уединиться подальше от посторонних глаз, однако разумный Гном подсказывал: настойчивость вызвана знакомством с дядей в качестве моей девушки. Сердечный Пьеро с ним не спорил – не любил он Майю. Зато Демон похотливо ворочался, навевал стыдные картинки, которые мешали уснуть.
Под конец сессии, когда я уже порядком измучился и перехотел всего, что связано с Майей, выпал подходящий случай. Возвратился из института раньше. Дядя ещё не спал, был слегка подшофе и в прекрасном настроении. Для очистки совести поинтересовался – откажет, так откажет.
