Но, не спорю, было и чувство единства, доверия всем этим людям. Здесь особо остро чувствуется, что поодиночке не выжить, никак не выжить. Когда знаешь, что есть плечи, на которые можно опереться, и есть руки. за которые можно ухватиться… Тогда как-то легче. Люди там намного добрее и внимательнее друг к другу, чем, например, в том же Безымянске.
За эти три года я понял многое.
Понял, что не в деньгах счастье, особенно, когда они есть. Когда я туда приехал, каждый, кого я знал, уносил из кассы в конце месяца сумму, которую даже в столицах простые смертные за год собрать не могли. Тратить их здесь было не на что, даже в самые тучные года, а теперь еще и при дефиците, все особенно остро осознавали, что самое ценное в жизни за деньги не купишь.
Понял, как хрупка человеческая жизнь, как ненадежно все вокруг, а особенно металл и бетон, и как огромны резервы человеческих сил, как ценна настоящая дружба и как важно ощущение того, что ты в этом мире не одинок,
И для счастья человеку, оказывается, нужно совсем немного…
А еще я понял, что от себя убежать невозможно, понял, что судьба – это не просто красивое слово, и понял, что в жизни нет ничего случайного.
Хотя, по правде говоря, эти три года для меня не были чересчур сложными – они пролетели довольно быстро, ведь вокруг меня были люди, и там кипела своеобразная жизнь. Вот только третий год, последний, был тяжелым.
Теперь-то я понял, что переварился. Ведь я забыл уже, как поют птицы. А пару недель назад я еще боялся всего, чего только можно – был страх от пустоты в квартире по вечерам, опасения за свое здоровье. Мне было страшно – а что, если я вдруг пропаду, исчезну, погибну. Никто ведь этого не заметит, лишь поставят напротив моей фамилии крестик в отделе кадров, и на этом все закончится.
Вот тогда мне стало ясно, что пора уезжать. Пора, иначе я просто свыкнусь со всем этим и останусь здесь навсегда.
Так я и оказался на теплоходе «Александр Матросов» по маршруту следования Дудинка-Красноярск.
Судно плыло, покачиваясь, отмеряя километры своего маршрута и часы моего пути. Время от времени это покачивание прерывалось судорожным движениями, наступала какая-то непривычная тишина, и вдруг – глухой удар и скрип выдвижного трапа. Потом уже начинали открываться и закрываться двери кают, можно было услышать топот многочисленных ног по палубе. Это значит – мы пришвартовались на одной из многочисленных станций на берегу Енисея. И тогда я сходил на берег, прогуливался недалеко, чтобы размять ноги. Время позволяло – на станциях теплоход стоял достаточно долго, минут сорок. Я раскуривал папиросу и смотрел вдаль. За эти три года я стал курить. Что поделать – издержки производства…
