Он сощурился, как очень довольный кот, и немного подался вперед.
— Потом правда всё узнал, — смешок, — знала бы ты от кого, кстати. Суд всё разъяснит, — его бровь дернулась, — полтора месяца, кстати. Тебе скоро повестка придет.
Я замерла с колотящимся сердцем и округлившимися глазами.
— Ты не угрожал?!
Усмешка.
— Нет, конечно. Да и в чём смысл мне угрожать тебе? Ты — жертва, Вася. Причем самый поганый вид жертвы — та, которая даже не понимает, что она жертва.
Я мотнула головой, сквасилась и вздохнула.
— Пытаешься выбелить меня? — не выдержала.
— Ни капли. Ты тоже молодец. Например, почему не сказала обо всём мне, а ушла молча?
Я мотнула головой в отрицании.
— Я не молчала, — взгляд на Соню с закрывающимися глазками, — я рассказала тебе обо всём сразу. Ну… почти.
Он внимательно вгляделся в моё лицо.
— Обо всем? Я половину узнал от посторонних людей!
Щёки опалило краской.
— Это не важно, — вынесла вердикт я.
— Да? — его хмык, — как скажешь. Только я останусь при своём, — холодное, — но знаешь, что, Вася? Ты знаешь меня лучше других, и я не сдамся до того момента, пока вы с Соней не будете рядом. Даже если для этого придется сжечь весь этот город с его проклятыми жителями.
Он резко поднялся, подошёл ко мне, бессовестно задрал мою голову вверх и поцеловал. Мельком, будто мимоходом, после чего прошёл по коридору и вышел за дверь, прикрыв её тихо, чтобы не разбудить малышку.
Мы же остались одни. Со своими вечными проблемами и предстоящим «боем» с Никитой. Потому что никто кроме него деньги из банки в ванной взять не мог. Никто туда просто не ходил. А если так, то ближайшие пол месяца нас ждала даже не экономия — мы оставались ровно с пустым карманом и полупустым холодильником. А это было уже крахом, потому что никто нам не займёт, а смеси для дочери были необходимостью. Я со своим здоровьем кормить её не могла никак.
Оставалось нервное переживание и судорожные поиски путей решения. Всё, казалось, скатилось ещё ниже в ад.
Через два часа в квартиру вернулся злой, голодный и не выспавшийся Никита, который даже слова мне не сказал, прежде чем пойти в ванную отмывать грязь обезьянника за все эти дни.
Нас ждал тяжёлый разговор, на который я настраивалась все эти дни — слёз уже не осталось, как и сил объяснять ему очевидные вещи.
Он вошёл на кухню ещё через пару минут, неся с собой только смятую пачку сигарет, которую бросил на стол с тихим хлопком, не заботясь о том, что его собственная дочь спит рядом.
