— Она меньше, чем казалась в коляске, — сообщил он.
Я кивнула, не зная, что ему сказать на это.
— Знаешь, — он задумчиво опустился на второй стул, поставил локоть на стол и прижал кулак к собственному виску, — это я виноват.
Он усмехнулся и снова вперил взгляд в Соню.
— Признаю это, — немного печальное.
Но мне оно казалось самым наигранным из всего, что он когда-либо говорил.
— Смеешься? — в горле застрял тягучий ком.
Губы дрожали.
— Ни капли, — прямой взгляд на меня из-под густых тёмных бровей, — это же я отпустил тебя в тот вечер одну. Не пошёл с тобой, хотя подозревал, что это аукнется.
— К-какие действия? — недоумевала я.
Он хмыкнул и отвернулся.
— Я шёл против Шанхаевой банды, — холодное от него, — пытался копать под Барсика, давил на него его малолетней девушкой. Ещё эта женщина, детдомовская банда Кроликов и стоящий над ними Шалахов — я хотел разобраться со всем этим быстрее, но только сильнее завяз, — он пристально заглянул в мои глаза, — было бы странно если бы этот урод тебя не заметил. Ты удивительная, Вась.
Удивительная я сидела перед ним в растянутой майке с кучей неотстирывающихся пятен в чёрных спортивных штанах Никиты с растрепанным пучком на голове и с почти сошедшей тенью усталости на лице. А ещё с засохшими следами слёз на щеках.
Я сильно отличалась от дорого одетого него с чистым взглядом, выбритой щетиной и с аккуратной причёской на голове.
Мы теперь были с ним из разных слоёв общества. И если я это заслужила, то он играл в благородного принца, желающего принять чужого ребенка и его ветреную мать.
И я должна была поверить ему?
— Тебе всё-таки пора, — ответила с весомой задержкой я.
Он откинулся спиной на стену и усмехнулся, глядя в потолок.
— Ты всегда была упёртой, — смешок и косой взгляд на меня, — хочешь учиться только на своих ошибках?
Я нахмурилась.
— К чему ты ведешь? — не сдержала вопроса.
— К тому, что или этот идиот что-то сделает, или тебя ждет срыв. Одно из двух, — обещающая улыбка, — ну а я буду ждать. Мне же больше ничего не остается.
Я выдохнула.
— У тебя был год, Тём, — я опустила глаза к полу, — и ты его потратил чтобы преследовать меня. Зачем?
Он вдруг хохотнул, затем закатил глаза и сквозь смех произнес:
— Точно зря без шапки ходила, Вась! Я бы сказал — это опасно для твоих мыслей, — почти хрюк, — выветривает их что ли?
Для возмущения у меня не было сил. Но в душе возгорелось что-то… неясное. Но какое-то мягкое и будто щемящее.
— Хотя, знаешь, первые полгода я потратил действительно впустую — пытаясь отомстить тебе, — теперь он усмехнулся над собой, — тупая была идея. Надо было изначально тебя не выпускать из квартиры — так к этому моменту остыла бы и нянчилась с нашей лялькой.
