Забрав Мишку от родителей еду домой, надо поговорить с Костей и, наверное, собрать вещи. Мать со мной даже разговаривать не стала, помогла собраться Мишке и скрылась в комнате. После ее слов другого я и не ожидала. Дом встретил тишиной, после двух дней проведенных с Егором в квартире тут все мне все стало казаться, каким-то чужим. Привычные домашние дела, поздний ужин, сказка сыну на ночь. Я уже уложила Мишку спать, а Баталова все не было, набрать ему я не решалась, брала в руки телефон и снова откладывала в сторону. Но когда я вышла из душа, то застала Костю сидевшим за кухонным столом в компании наполовину опустошенной бутылки виски. – Нам надо поговорить, – не смотря в мою сторону, и раздражающе крутя бокал по столешнице. – Говори, – поправив халат, налила себе стакан воды. – Можешь сесть, – подчиняюсь, опускаясь на стул напротив него, но он ничего не говорит, лишь залпом опустошает бокал, тут же наливая новую порцию. – Если хочешь подать на развод, то подавай, я все подпишу, – произношу тихо, понимая, что речь пойдет именно об этом, – заберу сына, свои вещи и уйду, все остальное можешь оставить себе. – Это твой дом, если я тебе настолько противен, то могу пожить в хостеле. – Кость… – Неужели надеешься, что он замуж позовет? Так не позовет, можешь не ждать. Поматросил и бросил. Заскучал мужик от идеального семейного быта, нашел доступное развлечение на время. Наигрался и к жене вернулся, – он выплевывает слова, думая, что они меня задевают, что причиняют боль, только мне отчего-то большую боль причинял его вид, его состояние и понимание, что причиной этому служу я. – Это то, что ты хотел мне сказать? – поизношу тихо и спокойно, а он нервно пройдясь по своей шее ладонью, снова осушает свой бокал. Я впервые вижу, чтобы он так пил. – Не получается у нас разговора. – У нас никогда этого не получалось, неужели ты только сейчас это понял?– он кривится словно от боли, но ничего не отвечает возникшую тишину нарушает лишь звук вновь наполняемого бокала и я поднимаюсь, чтобы уйти. – Я не дам тебе развод, – прилетает мне в след, заставляя на секунду остановиться, я понимаю, что сейчас все разговоры бессмысленны, он пьян, поэтому решаю просто дождаться утра. Поднимаюсь по лестнице, читая сообщение от Егора, слава богу, с Дашкой вроде все обошлось, я не жду, что он сразу же примчится за мной, понимаю, что сейчас ему лучше остаться с Ирой и Марусей, он нужен там. Проверяю Мишку, поправляю сползшее одеяло и смотря на сына, вдруг осознаю простую истину, что так теперь будет всегда, если я решусь остаться с Егором, то в нашей жизни всегда будут присутствовать Костя, Ира, девочки, мы навсегда будем жить на две семьи, потому что Костя будет появляться в нашей жизни как отец Мишки, Егор будет участвовать в жизнях Даши и Маруси, Ира мать его дочерей, и мы все будем вынуждены так или иначе контактировать друг с другом, как бы мы этого не хотели, потому что есть узы, которые невозможно оборвать от которых невозможно убежать, если у тебя есть хоть какие-то остатки совести и морали. Рабочий день как в тумане, в суете и бесконечных мыслях о правильности собственного выбора, и о том, а был ли этот выбор сделан или это была все еще попытка нелепого балансирования бездарного акробата, когда уже по всем законам логики, он должен был упасть. Дождавшись окончания рабочего дня и сев в машину, решила заехать в квартиру, ставшую за эти месяца для меня тихой пристанью, каким-то спасительным оплотом в котором не было осуждения, напряжения, и боли. Я ехала туда, что бы побыть наедине с собственными мыслями, решить, что сказать мужу, как начать разговор, без надежды, что Егор сегодня придет. На заводе он был до обеда, после уехал в больницу к дочери. Я не настаивала на встрече, не надоедала звонками и сообщениями, хотя моя потребность в нем, в его присутствии, становилась уже невыносимой. Открыв дверь, прошла в погруженную во мрак квартиру, включая свет, сняла верхнюю одежду и заварив чай с бергамотом и лимоном, села за маленький кухонный стол, смотря, как за окном в свете фонарей летят мелкие, едва заметные снежинки. Щелчок ключа в замочной скважине и проблеск надежды выстрелил в сознании, заставляя мгновенно подняться со стула и я отставив чашку, выхожу в коридор, встречая Егора. Уставший взгляд, трехдневная щетина на лице и мелкие снежинки, запутавшиеся в волосах, как же я соскучилась. И он словно считывая это в моих глазах, не произнося ни слова, притягивает меня к себе, прижимаясь губами к губам, с едва сдерживаемым нетерпением и жаждой, углубляя поцелуй, зарываясь пальцами в мои волосы, смешивая и разделяя дыхание, сплетая языки. И душа взвивается в феерическом и отчаянном танце, словно бабочка перед полыхающим костром. – Не надеялась, что придешь, – разорвав поцелуй, на выдохе в его губы, вот так просто признаваясь в собственной слабости. – Думал, сойду с ума, – он прижимается лбом к моему лбу, выравнивая дыхание, но, так и не отпуская меня из своих рук. Игнорируя еще холодную ткань его пальто, прижимаюсь сильней к нему. Моя любовь, боль и отчаянье. Губами к губам, вдыхая тонкий аромат его парфюма смешанный с запахом табака, прикусываю губу, слегка пройдясь зубами, чтобы по телу прошлась сладкая дрожь и жажда вспыхнула пламенем в вены, затмевая все остальное, все, что творилось за стенами этой квартиры, чтобы в следующее мгновение в стремлении быть как можно ближе срывать друг с друга одежду, в неуемном желании, что бы кожа к коже, скользить руками по телу, сражаясь с пуговицами, застежками и молниями и наконец, добравшись до дивана ощутить тяжесть его тела на себе и в шуме сбитого дыхания и сорванных стонов все чаще слышать «люблю» словно эхо собственного голоса в тишине маленькой квартиры.
