Выхожу за ворота, завожу машину и просто уезжаю, кружу бесцельно по городу словно ища себе место в этом огромном человейнике и не находя его. Тянусь к пачке сигарет, лет восемь уже не курил, сорвало. Подкуриваю сигарету, приоткрывая окно, но горький дым не отрезвляет, не избавляет от пелены злости и обиды перед глазами, конечно уже не такой яркой и ослепляющей как в тот день, когда все понял. Тупо спалилась, не забрала телефон с собой в душ, а на экране высветилось сообщение от Романова, далеко не двусмысленное, я не сразу поверил, как последний олень надеялся, что все выдумал, но оказалось, что выдумал я счастливую семейную жизнь, которой и в помине не было. Когда решил за ней проследить, то чувствовал себя последним идиотом, сбрендившим дураком, какой нормальный мужик будет следить за своей женой? Только спустя пол часа я уже не чувствовал себя придурком я им был, самым настоящим рогатым придурком, причем в двойном размере. Их машины остановились у незнакомого мне дома, а когда они вышли из автомобилей, то у меня не осталось ни малейшего сомнения на их счет, оглушенный сразу не вышел, а спустя пару секунд уже было поздно, они скрылись за дверью подъезда. Перед глазами пелена злости и пальцы сжали руль до белых костяшек, я уже схватил телефон, чтобы набрать ее номер, чтобы раскрыть все карты и встретить их двоих возле этого проклятого подъезда. Только звонок от воспитателя в этот самый момент нарушил все планы. В саду прорвало трубу отопления и Татьяна Юрьевна, просила по возможности забрать детей домой. Дорога до сада как в тумане, только когда зашел в группу и увидел сына, отрезвило, будто кто-то зарядил мне оплеуху, хорошую, со всего размаха. Внутри поутихло, не до конца конечно, но уже не туманило разум злобой, ехал домой и думал, что вытрясу из нее всю душу вечером. Только и этого не смог. Смотрел на нее, как она крутится на кухне, как укладывает сына, читает ему сказку, гладит ему вещи в сад, смотрел, сдыхал изнутри, но ни слова не мог из себя выдавить. Тряпка. Я долбанная рогатая тряпка. Она спала, а я сидел в гостиной и глушил с горла вискарь и тупо пытался найти весомую причину всего происходящего. Пытался, но так и не нашел.... *** Два дня, словно в другом измерении, лишь сообщения от матери с попытками образумить, угрозами и проклятьями, напоминали, что за окном все же реальный мир. – Отключи звук на телефоне хотя бы на пару часов, – Егор обнимает меня со спины и я откладываю телефон на подоконник. – Не могу. Мне нужно знать, что с Мишкой все хорошо, я должна быть на связи. – Хорошо, – короткий поцелуй в волосы порождает приятную дрожь, но не помогает справиться с внутренним страхом перед неизвестностью, – на днях сниму квартиру побольше и мы туда переедем, сможешь забрать его с собой, – отвлекаюсь на вскипевший чайник, разливая по чашкам чай, так ничего не ответив, – Жень? Ты сомневаешься? – А ты нет? – оборачиваюсь, встречаясь с ним взглядом, Егор молчит, как-то неопределенно ведет головой и я, взяв в руки чашку с чаем, отворачиваюсь к окну. Подходит ближе, обнимая и осторожно привлекая к себе. – Ира поставила ультиматум, она завтра уезжает к матери с девочками. – И тебе надо выбрать или я или семья, – это даже не вопрос, наверное, я бы на ее месте тоже попросила выбрать. – Я сейчас с тобой, надеюсь, выбор мой понятен, – и его руки сжимают меня сильней. – Но ты сомневаешься. – Это не сомнение это другое, пойми, я перестаю быть мужем для Иры, но не перестаю быть отцом для девочек, я несу ответственность за них. Ира сейчас на эмоциях и мне сложно с ней разговаривать на эту тему и …– нас прерывает звук его телефона на экране номер его брата. – Да Андрюх, – Егор принимает вызов, отхлебывая из моей чашки чай – Дашку забрала скорая, – в тишине квартиры я отчетливо слышу слова, и то напряжение, с которым они сказаны. – Что случилось? – чашка оставлена в сторону, а в глазах Романова вспыхнувшее беспокойство. – Острая ангина, температура под сорок, скорая сбить не смогла, увезли в детскую межрайонную на Юшкова. – Скоро буду, – он скидывает вызов и тут же импульсивно сделав шаг, оборачивается. – Жень? – Езжай. *** – Это я виновата, – Ира мечется в больничном коридоре не переставая плакать, – я не уследила, она вчера жаловалась на горло, я думала обычная простуда, температуры не было вечером, а утром… Я должна была ночью проверить. – Ир, все будет хорошо. Слышишь? – привлек ее к себе, как-то совершено автоматически, как делал всегда, не задумываясь, – с кем Маруся? – С Олей, она сопливит второй день, но температуры и кашля нет, ее тоже скорая посмотрела. – Давай, я попрошу успокоительное для тебя? – Не надо, – она отстраняется, отходя к скамейке, – дома выпила уже, не помогает. – Сказали ждать, если что изменится, нам сообщат, – произносит брат, выйдя из соседнего коридора, протягивая Ире, пластиковый стаканчик с чаем. И я в благодарности за звонок и заботу жму ему руку. Мы проводим в больнице больше двух часов в ожидании хоть какой-то информации. Наконец нам сообщают, что температуру сбили, Дашку оставляют в больнице, остаться с ней Ире не разрешают и я, поблагодарив еще раз брата, везу Иру домой. В машине она молчит, между нами словно пролегла стена из вины и боли, стена о которую мы сейчас оба одинаково болезненно ранились. Чувство вины расползается внутри как клубок из мерзких змей, вины не только перед Ирой, но и перед дочерью, иррациональное, никто не знал, что она заболеет, но глухое родительское все равно вопит внутри, будто я мог это изменить. – Как там Дашка? – Оля выходит нам навстречу, поприветствовав меня лишь кивком головы. – Сбили температуру, завтра врач распишет лечение, список дали, что ей завтра привезти надо. Как Маруся? – я помогаю Ире раздеться, она уставшая и эмоционально вымотанная и в этом тоже моя вина. – Хорошо, спит уже. Температуры не было, а нос мы промыли и капли закапали. – Спасибо тебе. Прости, что дернула. Поезжай домой тебе же на смену завтра. – Ты точно справишься? – Оля смотрит на нее с тревогой и тут же бросает короткий взгляд на меня. – Да. Спасибо еще раз. Провожаю Олю и возвращаюсь на кухню, Ира пытается налить чай и взятая чашка выскальзывает из дрожавших рук, рассыпаясь по полу брызгами осколков. – К счастью, … говорят, – она нервно смеется, прижав к губам тыльную сторону ладони. – Сядь, я уберу, – усаживаю ее на стул, наливаю ей чай и убираю куски стекла с пола. – Оставь, тебя ждут, наверное. – Я посижу с Марусей, а ты иди, поспи. – Не утруждай себя нашими проблемами Егор. – Это и мои проблемы тоже, – собрав осколки веником на совок, выбрасываю в мусорное ведро и повернувшись к Ире, пытаюсь объяснить ей простую истину, – что бы между нами не происходило девочки тут не причем, я не перестаю быть их отцом. – Как благородно, только где твое благородство было, когда ты Баталову тр*хал? Не думаю, что ты в тот момент о дочерях думал, – ее слова бьют больно, но заслужено. – Тебе надо отдохнуть. Давай утром спокойно обо всем поговорим, – усмехается с горечью и усталостью и так и не притронувшись к чаю, выходит из кухни, а я иду в комнату проверить Марусю.
