Лицо и голос у него были донельзя благообразными и приятными, казалось, перед нами не живой человек, а святой с храмового витража.
— Я граф Эмри д'Абиссел «императорский посланец», — покачал головой Эмри, — а люди, прибывшие со мной, моя охрана, не более. С кем имею честь?
— Отец Вольфганг, — ответил клирик, — возглавляю здешних баалоборцев. Приятно познакомиться, хоть и в столь скорбное время. А как зовут молодого человека?
— Зигфрид де Монтрой, — учтиво поклонился я, — взаимно рад нашему знакомству.
— Опять же стоит сослаться на время и обстоятельства, — вновь обаятельно улыбнулся клирик, — но Господь не оставляет в беде верных детей его. Мы одолеем козни Hostis generis humani[8] и темной богини Смерти.
— Если только Господь не оставил нас, — произнес мрачным голосом де Локк, заставив нас с Эмри изумленно замолчать. Говорить такое в присутствии клирика — чистое самоубийство.
Однако еще сильней нас удивил сам клирик. Он лишь практически ласково улыбнулся де Локку и произнес:
— Господь оставляет лишь тех, кто отказался в душе своей от Него, впустив туда на Его место глухое отчаяние. Побори сначала себя, граф де Локк, и враг сам падет к твоим ногам.
— Даже тот, которого не берет честная сталь, — столь же мрачно бросил комендант Бриоля.
— Любой враг, — подтвердил клирик. — Вспомни Катберта Молота, сокрушавшего таких тварей, что многие удивлялись как их земля носить может.
— Только не надо вновь вспоминать твои излюбленные похождения святого, — отмахнулся от него де Локк. — Я тысячу раз слышал и о его драке с Королем кракенов и о том, как он в одиночку сразил Огненного дракона Шэади.
— О них, заметь, также все говорили, что их невозможно побороть в честной схватке, — победным тоном добавил клирик.
— Граф Роланд, — встрял в их спор я, — прикончил великана, разорявшего целые провинции, еще будучи оруженосцем. Но это не спасло его от гибели в Ронсевальском ущелье от рук мавров и сарков.
— Что вы хотите этим сказать, молодой человек? — поглядел мне в глаза отец Вольфганг. Я заметил, что он очень редко употребляет столь любимое клириками обращение «сын мой».
— Лишь то, отец Вольфганг, что очень легко сражаться в врагом, когда он стоит с тобой лицом к лицу, — ответил я, — и куда сложнее увернуться от кинжала, нацеленного в спину. Завистник и одновременно лучший друг моего бывшего сэра предал его и навел мавров и сарков на наш отряд.
— Так вы были тогда с графом Роландом в Ронсевале? — удивился де Локк. На отца Вольфганга мои слова не произвели особенно впечатления, словно он и так знал кто я. А может и вправду знал?
