— Перед смертью он посвятил меня в рыцари, — кивнул я, снова вспоминая тот день, — ударив Дюранадалем по плечу.
Сарки откатились в очередной раз, оставив на залитых кровью камнях Ронсевальского ущелья множество трупов, но были среди них и солдаты из «копья» моего господина. Нас осталось всего ничего, а мавры, гарцевавшие за спинами дикарей еще не вступали в бой.
— Негоже тебе умирать оруженосцем, Зигфрид, — обратился ко мне мой сэр. — Опустись на колено, — скомандовал он следом.
Потрясенный я припал на колено и следом плеча моего коснулся окровавленный клинок Дюрандаля — меча моего сэра, с одинаковой легкостью рассекавшего и камни, и доспехи врагов, и тончайшие дамские платки. Вот она акколада, которой я ждал столько лет. Теперь я — рыцарь, однако ничего для меня не изменилось. Не спустились с небес ангелы Господни и не вострубили в трубы, не поразили они копьями наших врагов, да и в душе моей отнюдь не гимны пели. Ну что же, наверное, всегда так противно бывает, когда сбывается твоя мечта, что лелеял много лет.
— Встань же, сэр Зигфрид де Монтрой, рыцарь императора Каролуса Властителя, — в меру торжественно закончил формулу посвящения в рыцари (от которой я, занятый своими мыслями, услышал лишь окончание) граф Роланд.
— Атакуют! — следом за этими словами воскликнул рейнджер, наблюдавший за нашими врагами. — Мавры пошли в атаку!
Мы с графом вскочили на двух последних коней нашего отряда — остальные солдаты «копья» больше привыкли сражаться пешком, а не в седле. На нас уже летели мавры в развевающихся одеяниях поверх легких кольчуг, опуская длинные копья, украшенные волосяными бунчуками. Я вытащил из ножен свой меч, проверил укрепленный за спиной боевой топор, который куда удобнее клинка в тесноте заполошной рубки да еще и в столь узком ущелье, как Ронсеваль.
Как назло в голове стали рождаться строчки — «Вижу десницы скал, грохот щитов эмаль, чую беду и смерть в имени Ронсеваль». Вовремя, ничего не скажешь. Грохот щитов, да? Этого предостаточно! Мавры врезались в наш строй, легко разметав усталых до последнего предела пехотинцев и окружив нас с графом. Я отражал их атаки покуда меч и щит могли противиться вражьим саблям. Дерево щита искрошилось в щепу, полопались кожаные лямки, а следом со стеклянным звоном переломился пополам иззубренный меч. Я сорвал с пояса топор, однако прежде мавры успели пару раз достать меня, не смотря на все усилия графа, прикрывавшего меня своих щитом пока я был безоружен. Если б не он, я умер бы еще тогда. В благодарность я первым от всей души рубанул мавра, ткнувшего моего бывшего сэра саблей в бок. Тяжелый обух боевого топора опустился на правое плечо мегберранца. Я быстро освободил оружие, чтобы принять на окованную сталью рукоять топора, клинок следующего врага. Сведя его в сторону, я использовал инерцию своего и вражеского движений и следом обух топора врезался в грудь мавра. Мегберранец откинулся в седле, широко взмахнув руками, напомнив мне умирающую хищную птицу.
