– Нет! Нет! Не надо! – тихий стон Вереска перешел в жалобный крик.
Я быстро встала с постели и присела на край откидной лежанки, что служила кроватью моему другу. Он весь дрожал и дышал загнанным зверем – хрипло, прерывисто. Страшно.
– Тихо, тихо, все хорошо, – я положила обе руки ему на виски и сдавила легонько. Опыт прошлых ночей показал, что так он просыпается быстрее всего. – Ты здесь, со нами. Все хорошо...
Говорила, а сама даже не размыкала глаз: так сильно, так невыносимо мне хотелось спать. В этот момент я не знала, какого чувства во мне больше – жалости или злости.
Вереск схватил меня за запястья и стиснул их так, что я вскрикнула от боли. Его пальцы сомкнулись на моих руках двумя стальными браслетами, но в следующий миг обмякли, соскользнули прочь.
– Шуна... прости... – чувство вины, сквозившее в его голосе, казалось безмерным. – Я так тебя заморочил...
– Да уж, – не стала я спорить. Руки все еще болели от его захвата и злость не стала меньше. К тому же Рад все-таки проснулся от этого шума и захныкал в своей колыбели.
Я поднялась с лежанки, от угля из печки засветила в глиняной плошке короткую толстую свечу и занялась своим сыном. Сменила ему пеленку, накормила, убаюкала и снова уложила спать. Теперь и самой можно было бы вернуться в постель, да только сон уже пропал, растаял, как кусок масла в горячем молоке.
Я сходила до кустов, замерзла, вытащила из письменной конторки Айны короткую трубку. Никогда не любила курево, но иногда мне казалось, только густой табачный дым способен завесить пеленой мои тревоги и сомнения.
Вереск обычно огорчался, когда видел трубку в моих руках, но в этот раз он молча проводил меня взглядом до двери. Я устроилась на верхней ступеньке короткой лестницы и выпустила в небо долгую сизую струю. Кругом было еще темно, однако первые признаки скорого рассвета уже виднелись где-то вдали.
С кимином было бы верней, но...
Я вздохнула, закуталась получше в свой плащ и сделала еще одну глубокую затяжку.
Спустя пару минут, когда я уже собралась выколачивать трубку о край ступеньки, из дверей выполз Вереск. Уперся своими сильными руками в пол и сел рядом со мной.
– Если ты ре’ешишь оставить меня в Янтарном У’утесе, я не обижусь.
В неярком свете я хорошо видела выражение его лица – обреченное и решительное.
За минувшие дни ему стало слегка получше, но все равно дела его были плохи, и уже почти не оставалось сомнений, что без помощи старших тут не обойтись.
