Кимяев дернул головой:
— А я отчаянный, у меня пятки сзади!
Девки сыпанули смехом.
Андрюха покачал головой:
— Ты, Коська, такой-от на весь Чулым, однако, един. Звонкий балясник! Да тебе что зубы не мыть… Тебя вон Иваныч от фронта за бронью прячет.
Кимяев зарделся лицом, опустил голову. Притихли за столом девки.
Тихон тут же заступился за парня:
— У нас не только Кимяев по брони оставленный… Кому-то и лес ворочать надо. Костя за троих успевает. А потом… — начальник широко улыбнулся. — Сам говоришь, что один такой на Чулым… Вот и бережем! А газета у вас свежая? Два дня не читал.
— Сёднишна! Поля даве принесла. Твою, конторскую, заносит.
Романов подвинул газету Прониной.
— Ну-ка, Дуняша, чего пишут… А, поди, не до каждых рук доходит газета. Рвут, однако, куряки несчастные…
Рыжая голова Дуняшки в свете огня полыхала светлым золотым шаром.
— Девки… Про наш колхоз заметка! Терентьича за хлеб хвалят. Рожков у нас не жадничат для фронту…
— Что на войне-то деется? — густо спросил Андрюха. Он сидел рядом с Кимяевым и накладывал заплатку на сапог. Возле мужика горела вторая лампа.
Дуняшка читала бойко, выразительно — это у нее от школы осталось.
«От Советского Информбюро. Вечернее сообщение 14 сентября.
В течение 14 сентября наши войска вели бои с противником западнее Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах существенных изменений не произошло».
— Чего в рот воды набрала. Или все? — покосился Андрюха.
— С фронта все… — Дуняшка потрясла газетой. — Тут еще пленного немца напечатали. Жалобится, гад такой!
— Читай! — приказал Андрюха.
Признание Некоего Рудольфа Куммера было довольно длинным. К концу чтения Дуняшка подняла голос:
«Теперь многие солдаты уже не думают о победе. Их страшит будущее. Особенно пугает надвигающаяся русская зима».
— Не привечат русская зима вражину! — Андрюха от радости затряс лохматой головой.
— Нам и зима в защиту… — с тихой улыбкой добавила Дуняшка. — Недаром сказано, дома и родные стены помогают.
— А как же он расплылся, немец… — поднял от сапога голову Андрюха. — Ведь он на тыщи верст по нашенской земле растекся — беда!
— Ты что, не знаешь реки? — вступил в разговор Кимяев. — Весной-то разольется по лугам, по сорам — глазом не окинешь. Широко да мелко! Потому и скатывается скоро вода в берега. Придет время, обратно побежит немец! Как миленький!
Тихон поднял над столом газету.
— Вы же слыхали… Слабнет фашист, а у Сталинграда и вовсе сломится. Не сдадут наши Сталинград!
