Столь же достоверен автор и в пейзаже, в портретной обрисовке своих героев. Читая повесть, не скажешь, что все происходящее в ней могло произойти где-то еще. Нет, все это происходит именно в Сибири, да еще и не вообще в Сибири — Сибирь велика! — а именно на Чулыме.
Нет нужды в подробном разборе произведений, составивших книгу. Читатель во всем разберется и сам.
Я лишь скажу, что весь жизненный материал, являющийся первоосновой как повести, так и рассказов, П. Еремеев добыл не из вторых рук и не из архивных документов. Все, о чем он пишет, или «случилось» с ним самим, или же им лично видено, пережито, перечувствовано.
И язык у П. Еремеева тоже «свой» — язык образный, сочный, живописный. То или другое, рассказанное автором, не просто «принимаешь к сведению», а зримо видишь, персонажей повести и рассказав хорошо «слышишь».
Книга писалась не в один присест, даже не один год. Да и после того, как была написана, не раз доделывалась, дописывалась. Но ведь давно замечено: чем легче писателю пишется, тем труднее потом читателю читается, и наоборот.
Я уверен, что «Пятая мата» будет встречена читателем с интересом. Книга эта написана талантливой рукой, рукой художника.
Семен Шуртаков.
Лесосплавщикам Чулыма тридцатых-сороковых годов.
Автор
Глава первая
1
Стучали в наличник громко, настойчиво.
Романов вскинулся с постели, смахнул ладонью густую запоть оконного стекла, узнал Бекасова и Пайгина — они едва угадывались в мозглой предутренней темноте.
Обувал сапоги суетно, снова и снова захлестывали тревожные, пугливые мысли: неспроста в такую рань мужики стучат…
Плотогоны стояли у калитки, за пряслом. Тихон сбежал с крыльца, застучал сапогами по дощатому настилу ограды.
— Что, соскучились по родному порожку? Домой, значит, захотелось… Ну, что в рот воды набрали? Лоцман!
— Худо, Тихон… — простуженно признался Бекасов. — Не потянуло дальше поселка. Сам знаешь, какой тут Чулым — пески одни.
— Кабы только пески…
— Во-во! — подхватил второй плотогон, низенький Пайпин. — Вовсе огрузла мата. Опять затопла!
— Дела-а… — тяжело выдохнул из себя Тихон. — Курите, я сейчас.
В сенях Романов надел сухую, шумную робу из брезента, накинул фуражку… Обернулся скоро.
— Пошли!
…Над Чулымом заметно светлело. Мягко затеплилось на востоке небо, и на другой стороне реки расплывчато, жидко означился неровный выступ густых тальников.
Плотогоны едва успевали за начальником сплавного участка.
— У Боровой, значит, сели? — обернулся Тихон к Бекасову.
