От «девятнадцатого февраля» к «первому марта» (Очерки по истории народничества) | страница 28



), то спокойствие окончательно водворяется в моем сердце, и я забочусь только о том, чтоб до тех пор совесть моя была чиста».

Вслед за этими рассуждениями шел анекдот – весьма уместный в обличительно-реакционном романе, но непонятный на страницах «Современника», – об одной «нигилистке», которая, сидя в опере, с высоты пятого яруса негодовала на некую Шарлотту Ивановну, роскошествовавшую в бельэтаже и бесстыдно предъявлявшую алкающей публике свои обнаженные плечи и «мятежной груди вал».

– И как она смела, эта скверная! – визгливо возмущалась нигилистка. – Помилуйте, я, честная нигилистка, задыхаюсь в пятом ярусе, а эта дрянь, эта жертва общественного темперамента… смеет всенародно показывать свои плечи… где же тут справедливость? и неужели правительство не обратит, наконец, на это внимания?

Успокаивая взволнованную нигилистку, автор утешал ее тем, что, хотя она сидит в пятом ярусе, но обладает чистой совестью, чего лишена Шарлотта Ивановна.

– Ну, согласились ли бы вы променять вашу чистую совесть на ложу в бельэтаже? – спрашивал автор нигилистку.

– Конечно, нет – отвечала она, но как-то так невнятно, что автор должен был повторить свой вопрос.

За этим анекдотом о нигилистке шел другой анекдот – о раскаявшемся нигилисте, который, на упрек автора в сродстве его новых мыслей с идеями катковского «Русского вестника», хлопнул автора по плечу и, вздохнувши, сказал:

– Э, батюшка! Все там будем!

«И по-моему, он сказал вещь совершенно резонную. Но и я сказал вещь не менее резонную, когда утверждал, что нигилисты суть не что иное, как титулярные советники в нераскаянном виде, а титулярные советники суть раскаявшиеся нигилисты…»[38].

Таково было выступление Салтыкова, породившее ожесточенную полемику, продолжавшуюся без малого два года. Публицисты «Русского слова» не могли смолчать, когда острие сатиры Салтыкова оказалось направленным против них самих и тех идей, которые они проводили на страницах своего журнала… Одного из сотрудников «Русского слова» Салтыков задевал открыто своим упоминанием о «зайцевской хлыстовщине»; других – в скрытой форме – указанием на то, что нигилисты суть не что иное, как не успевшие еще раскаяться титулярные советники. Положение обострялось тем, что Салтыков, наряду с сотрудниками «Русского слова», задевал и бывшего руководителя «Современника», Н.Г. Чернышевского. Читатели этого журнала, хорошо помнившие печатавшийся в нем год назад роман «Что делать?», прекрасно понимали, что насмешка Салтыкова на счет пения и пляски направлена непосредственно против одного из «снов» Веры Павловны, того самого, в котором в ярких красках изображалась жизнь обновленного общества, где работа и наслаждение, труд и искусство будут сливаться в одно гармоническое целое.