Но я, конечно же, очень скоро всё испортил. Во-первых, новые мои рассказы были всё менее основаны на древних черкесских преданиях, всё более на сюжетах моей рок-н-ролльной молодости, а также и на опытах межкультурных контактов в номерах фестивальных отелей, на смятых двуспальных ложах европейско-черкесской интеграции. Но это бы мне простили. Если бы не геноцид.
Меня ведь специально пригласили в Мюнхен на самую большую учредительную конференцию всемирных черкесов, чтобы я подтвердил историческую правоту черкесского народа, рассказал об ужасе геноцида, который по сию пору отравляет нашу действительность и корёжит нашу ментальность, о том, как тяжело и невыносимо нам, черкесам, без отмщения и без адекватной финансовой компенсации. Особенно без компенсации. И я, как черкесский писатель, должен был это подать чувствительно, тонко.
А я, ну вы понимаете…
Волна негодования прокатилась по всему цивилизованному сообществу. Меня низвергли со всех пьедесталов. Английское издательство выслало мне полконтейнера книги, которая уже была переведена на английский и напечатана, отказавшись её продавать. Немецкое издательство закрылось. Мой агент сообщил, что все договоры расторгнуты. Российская литературная среда потеряла ко мне интерес. Оказалось, что мои книги скучны, что таланта у меня нет, а всё, что было во мне интересного – это черкесская экзотика и маячивший за моей спиной геноцид. В самой Карачаево-Черкесии несколько месяцев издавался еженедельный листок «Не дай Аллах нам стать сагалаевыми». Был снят цикл телепередач про мерзость моего предательства, передачи были пущены по региональному телевидению в прайм-тайм и пять раз повторялись. Много лет дату моего выступления на Мюнхенском конгрессе черкесского народа, пришедшуюся аккурат на день весеннего равноденствия, отмечали сжиганием моих книг и чучела меня на площадях нескольких городов в Карачаево-Черкесии и в Европе. Потом книги кончились. А мастерить чучело надоело. Но все запомнили. Все про меня узнали. Эрманарих Сага-лаев – полукровка, метис, ублюдок, вырожденец, генетический мусор, предатель.
Так я стал знаменитым.
18
Второй раз я встретился с Иваном Шимодой в клубе, то ли стрелковом, то ли реконструкторском. Шимода упражнялся в стрельбе из арбалета. Шимода часто занимался странными вещами. Я думаю, это он так выёживался. Современному наставнику, коучу положено выёживаться и увлекаться чем-нибудь оригинальным.
Шимода протянул мне снаряженный и взведённый арбалет и предложил выстрелить. Я поднял тяжёлое оружие и выстрелил в чучело, поставленное метров за пятьдесят от линии огня в качестве мишени. Арбалет оказался оружием мощным и страшным. Стрела пробила мишень насквозь.
