, а «Пинк Флойд» не записали вторую «Стену». Просто в тебя перестаёт затекать, и вытекать из тебя нечему. И те, которым не повезло, они успевают стать богатыми и знаменитыми и потом всю жизнь поют свой единственный хит, про отель «Калифорния», и записывают новые треки, такие, в общем, неплохие, качественные. И продают альбомы. И ведут телешоу. И ещё что-то делают, чёрт побери. Ну а те, которым, как мне, повезло, они выбывают из шоу чуть раньше, чем теряют свой дар.
16
Зато я стал пить и употреблять наркотики позже. Не всё же сразу. Удивительно, что алкоголь и наркотики стали спутником не рок-н-ролльного периода моей жизни. А совсем наоборот. Времени, когда я был коммерсантом и зарабатывал деньги. Но об этом будет другой, отдельный рассказ.
17
На одном из поворотов моей цветной, как сны после мелатонина, судьбы меня так занесло, что я стал литератором. Да не просто каким-то там ещё одним русским сочинителем, коих тьмы и тьмы, а черкесским писателем. Самым известным современным черкесским писателем. Да, это всё я. Потому что я Эрманарих Казбекович, и фамилия моя Сагалаев, и в паспорте у меня стоит место рождения – Карачаево-Черкесия, и предполагается, что все мы – те, о ком был написан наш паспорт, а раз так, то я – черкес и черкесский писатель, и поскольку других черкесских писателей нет – самый великий и знаменитый.
Оставшись без музыки и без группы, я стал писать рассказы. Рассказы слагались в повести. Повести вырастали в романы. Первые мои опыты были трогательные, как говорила литературная критика – «пронзительные». Я рассказывал про детство, про свою маму, которую едва помнил, и всё это шло фоном или на фоне исторических преданий кавказских племён, которые для меня, сына профессора истории, были частью жизни, такой же, как завтраки, мультфильмы, утренняя эрекция и вечерняя мастурбация.
Далёкая Карачаево-Черкесия встрепенулась и подняла меня на щиты. Российская публика встретила меня овацией. По моей повести сразу же поставили спектакль. Купили права на экранизацию. Меня печатали. Мои книги расхватывали как гамбургеры в «Макдоналдсе». Меня стали возить за границу и показывать там иностранным людям: вот, мол, черкес! Настоящий. Умеет читать и писать. И даже знает несколько слов на английском языке. А ну-ка, исполни! И я говорил: «Well, you know…» Иностранцы охали и вежливо ощупывали меня. Некоторые иностранки, наоборот, раздевались и давали пощупать себя в номерах недешёвых отелей, снятых для меня, гостя, писателя из Черкесии, организаторами всяческих литературных фестивалей.
