– Думаю, мы почти закончили, – сказала она ему. Она искоса взглянула на мать, которая продолжала трудиться над ногой Маркуса. – Думаю, мы должны закончить. Представить не могу, что там что-то ещё осталось.
Но тут леди Уинстед испустила раздражённый вздох и откинулась назад, утирая лоб.
– Что такое? – спросила Онория.
Мать покачала головой и вернулась к работе, но уже через минуту снова отодвинулась:
– Я не вижу.
– Что? Но это же невозможно. – Онория задержала дыхание, стараясь успокоиться. – Просто наклонись ближе.
Леди Уинстед возразила:
– Не в этом дело. Точно так же как, когда я читаю. Мне приходится держать книгу подальше от глаз. Я… я не могу…
Она нетерпеливо вздохнула:
– Я просто вижу недостаточно хорошо. Особенно мелкие частицы.
– Я сделаю это, – произнесла Онория голосом более уверенным, чем она себя чувствовала.
Мать посмотрела на неё, но не удивилась:
– Это нелегко.
– Я знаю.
– Он может начать кричать.
– Он уже кричал, – ответила Онория. Но горло её сжалось, а сердце бешено заколотилось.
– Крики труднее слышать, когда ножницы в твоих руках, – тихо заметила мать.
Онории хотелось сказать нечто элегантное и героическое о том, насколько труднее будет, если Маркус умрёт, а она не сделает всё возможное для его спасения. Но не смогла. Слова остались у неё внутри, она не хотела тратить энергию на разговоры.
– Я смогу, – выговорила она.
Она посмотрела на Маркуса, который оставался привязанным к кровати. За последний час он стал из ярко-красного мертвенно-бледным. Это хороший признак? Она спрашивала у матери, но той тоже это было неизвестно.
– Я смогу, – повторила Онория, хотя мать уже передала ей ножницы. Леди Уинстед поднялась с кресла, и Онория села, глубоко вздохнув.
– Понемногу, – сказала она себе, разглядывая рану прежде, чем продолжить. Мать показала ей, как отличить омертвевшие участки, которые необходимо удалить. Она должна увидеть кусок и вырезать его. А затем найти следующий.
– Режь как можно ближе к здоровым участкам, – напутствовала её мать.
Онория кивнула, приближаясь ножницами к ране. Стиснув зубы, она начала резать.
Маркус застонал, но не проснулся.
– Очень хорошо, – тихо произнесла леди Уинстед.
Онория кивнула, смахивая слёзы. Как такая незначительная похвала могла вызвать в ней столь сильные эмоции?
– Внизу были участки, к которым я не смогла подобраться, – подсказала мать. – Я не видела края достаточно отчётливо.
– Я вижу, – мрачно отозвалась Онория. Она отрезала немного омертвевшей кожи, но в этом месте оставалась опухоль. Используя острый край лезвия, как это делала мать, она проткнула её, выпустив желтоватый гной. Маркус забился в своих путах, и она пробормотала извинение, но не остановилась. Она взяла полотенце и с силой нажала.
