– Я не уверена. Он подвигал головой. Я имею в виду, он так делал и раньше, но сейчас по-другому. – Девушка сжала его плечо, молясь, чтобы он почувствовал её жест в этом лихорадочном состоянии. – Маркус? Ты меня слышишь?
Его губы, пересохшие и потрескавшиеся, слегка шевельнулись:
– Он… Онор…
О, слава Всевышнему!
– Не говори ничего, – сказала она. – Всё хорошо.
– Больно, – прохрипел Маркус. – Дьявольски…. больно.
– Знаю. Я знаю. Извини.
– Он в сознании? – Спросила мать.
– Едва ли. – Онория вытянула руку, чтобы отыскать ладонь Маркуса. Она переплела свои пальцы с его пальцами и крепко сжала. – У тебя жуткая рана на ноге. Мы пытаемся её очистить от гноя. Будет больно. Боюсь, очень больно, но это нужно сделать.
Он слабо кивнул.
Онория посмотрела на миссис Уэзерби:
– У нас есть лауданум? Возможно, мы дадим ему немного, пока он в состоянии его проглотить?
– Думаю, есть, – сказала экономка. Она не переставала ломать руки с тех пор, как пришла с горячей водой и полотенцами. Кажется, она почувствовала облегчение от того, что ей нашлось дело. – Я могу пойти искать лауданум прямо сейчас. Он может находиться лишь в одном месте.
– Хорошая идея, – одобрила леди Уинстед. Тут она остановилась и подошла к изголовью кровати. – Ты слышишь меня, Маркус?
Маркус ответил слабым движением подбородка.
– Ты серьёзно болен, – сказала она.
Он улыбнулся.
– Да, да, – проговорила леди Уинстед с ответной улыбкой. – Это очевидный факт. Но ты поправишься, уверяю тебя. Поначалу будет немного больно.
– Немного?
Онория ощутила, что ее дрожащие губы улыбаются. Невозможно поверить, что Маркус способен шутить в такой момент. Она так гордится им.
– Мы справимся, Маркус, – проговорила она и, и прежде чем поняла, что делает, наклонилась и поцеловала его в лоб.
Он повернулся к ней лицом, глаза его полностью открылись. Он дышал с трудом, и кожа его по-прежнему оставалось горячей. Но когда Онория посмотрела ему в глаза, она увидела его там, за болью, сквозь жар.
Он прежний Маркус, и она не позволит, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Тридцать минут спустя Маркус снова уснул, чему способствовала порция лауданума. Онория села так, чтобы держать его за руку. Она продолжала беседовать с ним. Кажется, не имело значение, что именно она говорит, но она не единственная, кто заметил, что звук её голоса успокаивает больного.
Или она могла так надеяться. Поскольку в противном случае она была совершенно бесполезна. Чего она не смогла бы пережить.
