Маркус может умереть. Реальность факта обрушилась на неё с сокрушительной силой. Он может умереть, и она останется совершенно одинокой. Они не так уж часто виделись в последние годы, если, разумеется, не считать последних нескольких недель.
Но она всегда знала, что Маркус есть. Мир просто становился лучше от того, что Маркус существует.
А теперь он может умереть. Она пропадёт без него. Как она не понимала этого раньше?
– Онория!
Онория повернулась. Её мать ворвалась в двери.
– Я пришла так быстро, как могла, – сказала леди Уинстед, пересекая комнату. И тут она увидела ногу Маркуса. – О, Боже мой.
Онория ощутила, как ещё один задыхающийся всхлип рвётся наружу. Из-за того, что мама здесь, из-за того, что она смотрит на Маркуса. Как в тот раз, когда ей было двенадцать, и она упала с лошади. Тогда она поднялась и прошла всю дорогу до дома, вся в ушибах, с окровавленным лицом от удара об камни.
А потом она увидела мать, выражение её лица, и тут она заревела.
Как и сейчас. Онории хотелось рыдать в голос. Господи, ей больше всего хочется всё бросить, отвернуться и плакать, плакать, плакать.
Но она не может. Она нужна Маркусу. Ради него нужно оставаться спокойной. И способной действовать.
– Миссис Уэзерби принесёт горячую воду, – сказала Онория матери. – Она должна скоро вернуться.
– Хорошо. Нам понадобится много горячей воды. И бренди. И острый нож.
Онория с удивлением посмотрела на мать. Она говорит так, словно знает, что делать. Её мама.
– Доктор захочет отрезать ему ногу, – угрюмо произнесла леди Уинстед.
– Что? – Онории такое в голову не приходило.
– И он может оказаться прав.
У Онории сердце почти остановилось, когда её мать продолжила:
– Но ещё не поздно.
Онория потрясённо смотрела на мать. Она не помнит, когда в последний раз слышала, чтобы мать говорила с такой убеждённостью. Покидая Англию, Дэниел словно увёз часть леди Уинстед с собой. Она была совершенно растеряна, не в силах думать о чём-то или о ком-то, даже о родной дочери. Похоже, что она не могла заставить себя принять какое бы то ни было решение, поскольку это означало бы, что она принимает свою жизнь такой, как она есть, смирившись с тем, что её единственный сын уехал, возможно, навсегда.
Но, может быть, леди Уинстед просто требовался повод, чтобы проснуться. Критический момент.
Может быть, ей было нужно стать кому-то необходимой.
– Отойди, – сказала леди Уинстед, закатывая рукава.
Онория отступила, пытаясь игнорировать укол ревности. Разве она не нуждалась в своей матери всё это время?
