Откуда шестилетняя девочка знает, как хлопать ресницами? Но, возможно, она и не знает, поскольку через секунду она захныкала и начала тереть глаз.
– Что случилось? – спросил Дэниел.
– У меня что-то в глазу.
– Наверное, муха, – насмешливо проговорил Дэниел.
Онория завизжала.
– Это, вероятно, не самая лучшая идея, – заметил Маркус.
– Вытащи ее! Вытащи! – кричала она.
– Ой, да успокойся ты, – сказал её брат. – С тобой всё в порядке.
Но она продолжала визжать, хлопая себя по лицу ладошками. Наконец, Маркус схватил девочку за руки, держа её голову совершенно неподвижно, её руки у неё на висках, а его руки поверх её.
– Онория, – твёрдо произнёс он. – Онория!
Она мигнула, вздохнула и, наконец, успокоилась.
– Там нет никакой мухи, – сказал он ей.
– Но…
– Скорее всего, это ресница.
Губы девочки сложились, образуя «О».
– Теперь я могу тебя отпустить?
Она кивнула.
– Ты не будешь кричать?
Она покачала головой.
Маркус медленно отпустил её и шагнул назад.
– Можно я пойду с вами? – спросила Онория.
– Нет, – практически взвыл Дэниел.
По правде говоря, Маркус тоже не хотел брать её с собой. Ей только шесть. И она девочка.
– Мы будем очень заняты, – проговорил он, но ему не хватало гневной решимости Дэниела.
– Ну, пожалуйста?
Маркус застонал. Она выглядела такой несчастной, её щеки были залиты слезами. Светло-каштановые волосы, разделенные пробором и скрепленные заколкой, свисали прямыми, мягкими прядями, беспорядочно разметавшись над её плечами. А её глаза – почти точная копия глаз Дэниела – сияли завораживающим оттенком светлого фиолетово-синего цвета. Они были огромными, влажными и…
– Говорил я тебе, не смотри ей в глаза, – пробормотал Дэниел.
Маркус застонал:
– Ну, может, только один раз.
– Ой, как славно! – Она взвилась в воздух, напомнив ему испуганного котёнка, и заключила Маркуса в импульсивные, но, слава Богу, непродолжительные объятия. – О, спасибо тебе, Маркус! Спасибо! Ты самый-самый лучший! Лучший из лучших!
Она прищурилась и окинула Дэниела пугающе взрослым взглядом:
– В отличие от тебя.
Брат ответил ей столь же недружелюбной гримасой:
– А я горжусь тем, что являюсь самым худшим.
– Мне всё равно, – объявила Онория. Она схватила Маркуса за руку. – Идём?
Он посмотрел на её руку в своей руке. Это было совершенно новое для него ощущение, какой-то странный и слегка неприятный трепет образовался в груди, который он с опозданием определил как панику. Маркус не помнил, когда в последний раз кто-то держал его за руку. Может быть, няня? Нет, ей больше нравилось хватать его за запястье. Однажды он услышал, как она объясняла экономке, что таким захватом легче контролировать ребенка.
