– Вот, – триумфально воскликнула Онория. – Оно самое.
Маркус начал задаваться вопросом, уж не говорят ли они на разных языках.
– Что «то самое»? – переспросил он.
– Эти твои слова.
Он скрестил руки на груди, что казалось единственным приемлемым ответом. Если Онория говорит загадками, почему он вообще должен что-то отвечать.
– Ты весь прошлый Сезон глядел на меня с укоризной. Каждый раз я видела тебя сердитым.
– Уверяю тебя, что я не имел подобных намерений.
По крайней мере, сердился он не на неё… Маркус не одобрял мужчин, которые добивались
её расположения, но не саму Онорию.
Девушка сложила руки на груди и посмотрела на него с явным раздражением. У Маркуса появилось ощущение, что она пытается решить, можно ли его слова счесть извинением. Неважно, что на самом деле никакого извинения в них не предполагалось.
– Могу ли я быть чем-то тебе полезен? – спросил он, с большой осторожностью подбирая слова и следя за своим тоном.
– Нет, – лаконично ответила Онория. И добавила: – Благодарю.
Он тяжко вздохнул, решив сменить тактику.
– Онория, у тебя нет отца, твой брат где-то в Италии, как можно полагать, а твоя матушка хочет переехать в Бат.
– И что с того? – огрызнулась она.
– Ты совсем одна, – столь же нелюбезно ответил Маркус. Он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то осмеливался говорить с ним таким тоном. – И можешь таковой считаться.
– У меня есть сёстры, – запротестовала она.
– Разве кто-то из них предлагал тебе переехать к ним?
– Нет, конечно. Им известно, что я живу с мамой.
– Которая хочет поселиться в Бате, – напомнил ей он.
– Я не одна, – с жаром возразила Онория, и Маркус испугался, что ему послышалось рыдание в её голосе. Но если Онория и была близка к слезам, ей удалось с ним справиться, поскольку она представляла собой воплощение гнева и негодования, когда произнесла:
– У меня есть дюжины кузин. Дюжины. И четыре сестры, которые заберут меня к себе в мгновение ока, если сочтут необходимым.
– Онория…
– И у меня есть брат, даже если мы не знаем, где он сейчас. Я не нуждаюсь в…
Она замолчала и моргнула, словно сама поразилась своим словам.
Но она всё равно произнесла это:
– Я не нуждаюсь в тебе.
Повисла пугающая тишина. Маркус не думал о бесчисленных обедах за одним с ней столом. Или о семейных пантомимах, в которых он всегда изображал дерево. Эти представления были ужасными, все до единого, но он дорожил каждым листочком и каждой веточкой тех минут. Ему не нужны были ведущие роли, он вообще не любил выступать, но ему нравилось участвовать. С ними. Как одна семья.
