Обставляла квартиру тяжело. В год по чайной ложке. Во-первых, дефицит, а, во-вторых, деньги на этот дефицит копились трудно. Но всё-таки обзавелась самым необходимым: диван, телевизор, стол (всё шить себе собиралась, но машинку так и не прикупила), шкаф двухстворчатый, на три четверти пустой, да на кухне стол, три стула и пара полок. Холодильник ей отдали соседи. Одним словом, жизнь наладилась.
Только-только жизнь наладилась, как всё в стране пошло наперекосяк. Цены ночами подло ползли вверх, зарплату задерживали, на пустыре за домом, чуть стемнеет, выстрелы, то одиночные, то очередью. Не приведи Господь… И опять махнула крылом птица-время, и ещё десять лет куда-то делись, как сквозь землю провалились. Татьяна обносилась, похудела ещё больше, потемнела лицом и от такой жизни совсем стала похожа на старуху.
А тут ещё и мать заболела какой-то непонятной болезнью. Пришлось забрать её к себе лечить. Теперь нужно было тратиться ещё и на дорогущие лекарства, которые опустошали и без того скудный кошелёк, да ещё и ни черта не помогали. Видя такое дело, мать решила умирать, чтобы не быть обузой дочери, и наотрез отказалась принимать эти дорогие лекарства. Но от этого ей не стало ни лучше, ни хуже, и они продолжали жить вдвоем.
Как-то раз, выйдя на работу в шесть утра, Татьяна наткнулась на труп, лежащий у лифта на одиннадцатом этаже. Беспокоить жильцов она не решилась, но додумалась позвонить в диспетчерскую через кнопочку в лифте. Хорошо, её знали, вызвали милицию. Понаехало народу, пришла скорая, забрала покойника. А Татьяну начали таскать по следователям, да ещё и вопросики такие подбрасывали, типа, уж не она ли убила, не приходился ли убиенный ей любовником и не была ли ревность причиной убийства. Она нервничала, оправдывалась, клялась и божилась, что не она, и ей, конечно, было невдомёк, что молодые следаки так развлекаются, и поэтому на допросе всегда присутствует несколько человек. О допросах она рассказывала в ЖЭКе, и там тоже тихонечко над ней посмеивались: ну какой у неё мог быть любовник…
На суд её вызвали всего лишь в качестве свидетельницы, но волновалась она ужасно.
- Ты, Танюшка, должна произвести на судей хорошее впечатление, чтобы чего не вышло, - подмигнув коллективу, советовал ей начальник ЖЭКа. – Оденься поприличнее, да платок снять не забудь, а то подумают, что ты что-то скрываешь.
Из приличного у Татьяны был один джерсовый костюм эпохи социализма с человеческим лицом, да и тот, несмотря на трепетно-бережную носку, лоснился и блестел потёртостями. В нём она собиралась идти выступать в суде. Но и тут приключилась беда: оказалось, что на юбке, на самом видном месте, нещадно поползли петли. Она попробовала их поднимать, но шерсть просто разлезалась от малейшего прикосновения крючка. Женщина была в панике. Оставалась только летняя ацетатная юбка. Между тем, на дворе был март с его последними холодами и снегопадами. И в запасе был всего лишь один день.
