— Женщина! Ты здесь, женщина? Иди помоги дочери, женщина, и радуйся, что не оказалась на ее месте. Наша госпожа любит кровь, и женская ей милее мужской.
На свою беду и на счастье Раэла дядюшка очень удобно стоял прямо под окошком, а свет множества свечей слепил ему глаза. В крови юного короля кипел гнев, и он, почти не осознавая что делает, уронил свой бронзовый канделябр прямо ему на голову.
Он мог поклясться, что слышал, как треснула голова от удара, мог поклясться, что видел выступившую кровь… Тело дяди будто окутало туманом, а потом он засмеялся:
— Мы ведь уже проходили это, женщина! Разве нет? Никто не властен надо мной, кроме моей госпожи.
Тетушка повернулась к к Раэлу, глядя слепо и страшно:
— Я тебя ненавижу! Что у тебя вместо крови? Разбавленное водой вино?
Раэлу нечего было сказать. Разве что согласиться с тем, что он — трус.
Раэла трясло, Раэл почти не спал уже вторую седмицу. Каждый учитель пенял ему на рассеянность по нескольку раз на дню. Учитель словесности и вовсе сказал: «Я в глубоком расстройстве, Ваше Величество, мне жаль, что я не могу заинтересовать вас своим предметом».
Раэл опускал глаза, чувствовал, что у него горели уши… Но не думать о том, что он видел в подвалах замка он не мог. «Что делать? Что делать? Что делать…» заполошно стучала кровь в висках, и сердце уходило в пятки.
Он ведь убил дядю. Подсвечник был достаточно тяжел, и был запущен прямо в цель. И кровь была, и треск разломленного черепа просто не мог померещится Раэлу. И вот регент живой! Все так же ходит по дворцу, будто он здесь хозяин, все так же принижает достоинства Раэла при каждой возможности. Та тварь выпила кровь из Айлирин, и вот Айлирин — разве что еще бледнее и тише, чем обычно…
Что делать? Что делать?
Промучившись так две седмицы, он отпросился у дядюшки, сгорая от унижения, кусая губы и сжимая кулаки, отпросился на ночной молебен в главный храм.
— Что вы за существо, Раэл? — с досадой спросил дядя. Его прихлебатели, мелкие дворянчики, зашептались, захихикали. — Мягкотелы, как девица, слабохарактерны так, будто вас с детства готовили не к мечу и короне, а к жреческому посоху. Как такое… такая сопля родилась у моего брата, первейшего рыцаря, воина и защитника своей страны?
Раэл вспыхнул было, но опустил глаза. Еще два года. В шестнадцать он будет совершеннолетним. Нельзя давать повода, никому нельзя давать повода думать, что он представляет собой что-то большее, чем жалкий трусливый червь.
